Когда Парис не может их скрыть, она от них убегает.
Понимание доставило ему удовлетворение и помогло найти правильный тон для продолжения беседы. Он повернулся к поджаренным оладьям.
— Ты готова поесть?
— Я думала, ты никогда не спросишь. — Она улыбнулась, видимо успокоившись и следя, как он поливает сиропом стопку оладий. — Надеюсь, это все мне?
— Да тебе и половины не съесть.
— Спорим? Я умираю с голоду.
Джек поднял тарелку, подцепил вилкой одну оладью и поднес к ее губам. Только после этого он заметил, что ее внимание приковано к его груди.
— У тебя мука… там.
— Ничего — не больно, — и ткнул ей в губы оладьей. Открывай рот.
Она подчинилась. Закрыла глаза и изобразила крайнюю степень удовольствия.
— Вкусно, а? — Он придвинулся ближе, чтобы почувствовать нежное касание ее рукава к своей руке, вдохнуть легкий ванильный запах ее кожи, насладиться ее божественным видом. Но и только.
Надкусив еще раз, она отодвинула его руку в сторону.
— Ты не должен меня кормить.
— Не должен. Но мне хочется.
— Никто не делал для меня ничего подобного.
Коротко вздохнув, она зачастила:
— Понимаешь, всегда кого-нибудь нанимали или за кем-то посылали. У меня были люди, которые для меня готовили и получали плату. Эй, ты ведь не ожидаешь, что твои услуги будут оплачены?
— Я ничего не ожидаю.
— Ты уже говорил об этом.
В тяжелом молчании Джек услышал шелест шелка: Парис шевельнулась. Он почувствовал, как что-то откликнулось в нем, глубоко внутри. Несколько фраз вдруг совершенно ясно расставили вещи по своим местам. Родители, выражающие свою любовь с помощью денег, жених, использующий ее деньги. Никого, кто чего-то ждал от нее самой. И она перестала ждать от людей чего-нибудь.
— Так, хорошо, тогда в связи со сказанным я должен признаться. — Он осторожно поставил тарелку на стойку, отступил назад и обхватил ладонями ее лицо. — Я лгал.
Некоторое время он позволил себе полюбоваться ее удивленно расширившимися глазами.
— Я многого ожидал от тебя, возможно, излишне многого. Потому, видимо, и стал убеждать себя, что ничего не жду. Самообман. А ведь времени постоянно не хватает. — Его губы приблизились к ее губам. Время и теперь поджимает, так что, может, начнем не торопясь, по порядку?
Ответом ему был неуловимый кивок.
— Сначала относительно того, что беспокоит меня больше всего. Терпеть не могу, когда ты отворачиваешься, словно у тебя в глазах мелькает какая-то мысль, сомнение, а ты ее скрываешь или отодвигаешь в сторону. Мне хочется, чтобы мы были честны друг с другом. Прямо говорили обо всем. Как думаешь, сможешь справиться?