Бёрден не понимал Клиффорда. И, как большинству людей, ему не нравилось, что его назвали глупым, хотя тут же опровергли это. Бёрдену показалось, что Клиффорд будет откровеннее наедине с ним, поэтому отправил Арчболда за кофе. Клиффорд снова улыбнулся, неприятно, безрадостно.
– Вы все записываете?
– Да.
– Вот и хорошо. Вы показали мне, на что я способен. Это страшно. Ведь я не крыса и понимаю, что не смогу продавить невидимую стену. Но я могу заставить это сделать человека, который построил ее. – Он помолчал и опять улыбнулся, вернее, оскалился. – Додо. Большая птица. Но она не большая, она маленькая, с коготками и клювом, и все время клюет, клюет. Знаете, по ночам я открываю глаза и думаю, на что способен теперь. Мне хочется сесть в постели и кричать. Но я не могу, боюсь ее разбудить.
– Да, – сказал Бёрден, – я понимаю.
Он постарался не обращать внимания на возникшее внезапно чувство, что зашел слишком далеко, и с опаской спросил:
– И на что вы способны?
Клиффорд молчал. Вернулся Арчболд с кофе. Бёрден подал ему знак, и тот ушел.
– В моем возрасте мать уже не нужна, – продолжил Клиффорд. – Но я во многом завишу от нее.
– Расскажите об этом.
Но Клиффорд начал издалека:
– Сначала я хотел бы рассказать о себе. Про свою жизнь. Вы не против?
Впервые Бёрден почувствовал не то чтобы страх, – он никогда не признался бы в этом даже себе, – но какое-то смутное беспокойство, напряжение, невольный холодок оттого, что он наедине с сумасшедшим. И тем не менее произнес:
– Рассказывайте.
– Когда я был совсем маленьким, – мечтательно произнес Клиффорд, – мы жили с родителями отца. Сандерсы построили этот дом в конце восемнадцатого века. Потом дедушка умер, и мои родители разошлись. Отец просто ушел, и только потом они развелись. С нами осталась бабушка. Но мать отправила ее в дом престарелых и убрала на чердак все вещи, которые напоминали ей об отце и о Сандерсах вообще. Мебель, постельное белье, хрусталь – все. Из мебели у нас остались только стол и два стула. Мы спали на матрасах. Все ковры, удобные кресла она затащила наверх и заперла. Мы ни с кем не общались, у нас не было друзей. Она даже не хотела отправлять меня в школу. Можете себе представить, Додо собиралась учить меня самостоятельно! До замужества она была горничной, уборщицей. Что она могла мне дать? И ее заставили отправить меня в школу. Каждый день она меня отводила и забирала. Мы ходили пешком, три мили туда, три обратно. Знаете, что она говорила, если я начинал жаловаться? Что посадит меня в коляску. Но мне уже было шесть лет. Это было стыдно, я не хотел, чтобы надо мной смеялись. Я не знал, что могу ездить в школу на автобусе, она не хотела. Только через два года я узнал про автобус и тогда стал ездить на нем. Когда она решала наказать меня, то не била, а запирала на чердаке среди всей этой мебели.