Джарел не смогла обнаружить ни одной знакомой черты, тем не менее сходство казалось ей поразительным. Она видела Гийома во всем его безобразии – в его жестокости, надменности и грубости. Эта фигура изображала грехи Гийома и сохраняла лишь ту малую толику его добродетелей, в сочетании с которыми эти грехи казались еще более омерзительными. На краткий миг Джарел показалось, что она видит перед собой туманный облик совсем иного, неведомого ей страдающего Гийома, тяготящегося собственным безобразием и уродством.
Сколь заслуженным и сколь несправедливым было это наказание! Вот во что обратил его поцелуй черного бога! Гийом принял самую низменную и самую подлую личину, на веки вечные став образом собственного греха. Да, его жестокость и грубость были памятны всем. Теперь же он страдал, созерцая собственную мерзость, и это яснее ясного свидетельствовало о том, что существовал еще один Гийом – благородный и ранимый.
Джарел не сводила глаз с черного истукана, чувствуя, что вот-вот заплачет. Вознегодовав на собственную слабость, она попыталась взять себя в руки и стала раздумывать над тем, как облегчить участь погубленного ею Гийома. И тут начало обретать форму нечто ранее неосязаемое и мрачное – чье-то тягостное присутствие, темная мощь, что давила на нее все сильней и сильней. Холодная, враждебная всему живому сила. Черный бог. Черный бог пришел защитить свою жертву от женщины, явившейся из иного мира.
Джарел почувствовала мертвящие объятия неумолимой силы, заморозившие слезы, обратившие нежность и тепло в иней, сковавшие тело льдом. Воздух подернулся серой холодной дымкой, в которой ощущалось смертоносное присутствие черного бога. Он звал ее в темные покои, где царили абсолютная тишь и холод.
Чудовищная тяжесть легла ей на сердце. Лед сковал не только тело, но и душу, в которую стало вползать неведомое смертным отчаяние. Джарел и сама стала превращаться во что-то холодное, темное и твердое – в черную статую, заключающую в себе последнюю крошечную искорку сознания. И тут ей вспомнились другой мир и другое время – сильные руки Гийома, его горячие губы… Нет, это происходило не с ней. Он обнимал совсем другую – живую – женщину… Это воспоминание наполнило огнем хладное, успевшее стать чужим тело Джарел. Память о недавнем мучительном, сладостном чувстве, которое было разом и ненавистью, и любовью. Жар этот тут же взломал лед, сковавший было ее сердце. Она рухнула перед темной статуей на колени и горько зарыдала. Из глаз хлынули горячие слезы. Лед постепенно таял. К телу возвращалась жизнь – оцепенение спало, ужасный груз нечеловеческого отчаяния, тяготивший ее душу, становился все легче и легче. Горячие слезы бежали ручьем. Но даже и сейчас она не забывала о застывшем в молчаливом ожидании бесстрастном черном боге.