— Тарас Андреевич, — начал Незабудный, когда они остались вдвоем с Грачиком, — послушайте-ка меня, старого, бывалого, сорок лет вокруг да около толкавшегося. Об одном я вас попрошу. Только не обижайтесь. Дайте-ка мне, раз уж у нас такой случай с вами вышел, слово, что погуляли и хватит. И чтобы больше в рот не брать.
— Это уж верно, что хватит. — Тарас Андреевич откашлялся, голос у него внезапно осел.
— Это ведь у тебя, Тарас Андреевич, что получается? — перейдя на «ты», продолжал Незабудный. — Это ведь ты на свой манер эмигрант выходишь.
— Это в каком же смысле? — насторожился Грачик.
— От себя бежишь. Вот как умные люди объясняют. От жизни, так сказать, за границу сознательности спасаешься, где уж никакого понятия ума нет.
— Я от тоски своей спасался, когда уж мочи моей не было терпеть. А от того, что мне делать положено, где мне быть следует, от того не бегал. Это уж вы, Артем Иванович, не то… — То, брат, то! И от дела бежишь — мог бы лучше его делать. И от отцовства своего. Ведь мальчишка у тебя растет золотой. Он же на тебя так смотрит! А ты и от его глаз бежишь. И от своей совести. — Ну, тю! — Тарас Андреевич вскинул кудлатую голову и глянул прямо в глаза Незабудному. Кончайте, Артем Иванович. Сказал вам — не будет этого, и все.
— Ну смотри, Тарас Андреевич. Душу из тебя вытряхну, если что. Без смеха говорю. Вот возьму так, — он крепко обхватил и легко приподнял Грачика, — и душа из тебя прочь. — Но, но… Не маленький, чай, — мрачно усмехнулся Тарас Андреевич и высвободился.
— Извини, это я так, шутю.
— А я, Артем Иванович, всерьез. Верьте слову. Сказал — точка!
Сеня качнулся вперед, чтобы устоять, и потрогал место на плече, куда его больно ткнул Махан.
— Ну, еще получить хочешь? Может, для порядка подкрепить с того боку, чтобы не валился? Имей!
Сеня пошатнулся влево, но снова удержался на ногах.
— Или по зубарикам выдать? Куси! Сеня постарался устоять на месте, только облизал быстро вспухавшую губу.
— Ну и что? — спросил он сквозь стиснутые зубы. — Что доказал? Что сильный больно?
— Я тебя людей уважать научу! — пригрозил Махан. — Пора, кажется, знать, что за личность перед тобой.
— Это ты личность? — Сеня поглядел на Махана. — Подумаешь, личность. Культяпка личности ты…
— Так, и это запишем, — сказал Махан.
Неизвестно, что там наболтал о каких-то кладах Махану Ремка, окончательно убедившись после прихода Сени с отцом к Артему, что все они в сговоре, заодно. И Махан давно собирался допросить с пристрастием Сеню. Очень наседать на самого Пьера он не решался. В трусливом представлении Махана за парижанчиком всегда неотступно вставала громобойная фигура Незабудного. А при одной мысли о нем у Махана начинали мелко дрожать колени. Сегодня он вместе с Ремкой и еще одним парнем, вечно слонявшимся на базаре и у кино на Первомайской, подловил Сеню на пустыре, где были уже снесены дома, так как место это предназначалось к затоплению.