Еще глоток водки.
Снова жгучие размышления.
Что он делал, чтобы внушить травмированным людям их видения? Как он появлялся перед ними? Ответов нет. Тем не менее я чувствовал, как во мне горячей, приятной волной разливается уверенность.
Пришелец из Тьмы.
Такой мерзавец существовал, и я собирался до него добраться.
Это он написал мне «Я ЖДАЛ ТЕБЯ», а затем «ТОЛЬКО ТЫ И Я». Этот дьявол ждал своего Михаила Архангела, чтобы помериться с ним силами!
Я еще пропустил водочки за здравие своей новой версии.
Вибрация мобильника заставила меня подскочить.
Я подумал, что это Корина Маньян. Оказалось, Свендсен.
– Кажется, у меня новости.
– О чем?
– Об укусах.
Лишь через несколько секунд я понял, о чем речь. Уже очень давно никто не упоминал об этой специфической детали: оставшихся на телах убитых следах зубов.
Свендсен продолжал:
– По-моему, я понял, как это делалось.
– Ты на набережной Рапе?
– А где же мне еще быть?
– Еду.
Я с трудом поднялся, убрал бутылку в морозильник, взял плащ и закрепил кобуру на ремне. Написав записку, объясняющую мое исчезновение, и положив ее на столик в гостиной, я бесшумно удалился.
Перейдя через улицу, я постучал в стекло ребятам, которые с самого нашего приезда вели наблюдение за моим домом и перемещениями Манон. Стекло опустилось. На меня пахнуло ароматами еды из «Макдоналдса» и холодного кофе.
– Я вернусь через пару часов. Смотрите в оба.
Полицейский с лицом цвета папье-маше молча кивнул.
Я пошел к своей тачке. Машинально подняв глаза на свое окно, я, как мне показалось, различил быстро мелькнувшую за занавесками тень. Я стал пристально, с напряжением вглядываться в складки материи. Проснулась ли Манон, или это был отблеск фар проехавшего автомобиля?
Прошла минута. Никакого движения. Я пустился в дорогу, задаваясь вопросом, действительно ли я что-то заметил.
22 часа
Никаких пробок, блестящее шоссе. Я закурил сигарету. Опьянение прошло, вернулась ясность. Этот непредвиденный прорыв был похож на праздник.
Однако в морге на меня опять нахлынула дурнота. На прозекторском столе перед Свендсеном лежали два мачете. К горлу подступила память о Руанде. Изжогой, приправленной водкой и ужасом. Я оперся на вращающийся столик.
– Что это такое?
Голос у меня дрогнул. Швед улыбнулся:
– Демонстрация.
Он смазал одно из лезвий промышленным клеем. Затем взял пригоршню осколков стекла и рассыпал их по клею. И наконец положил сверху второе мачете, как кусок хлеба на бутерброд с ветчиной.
– Вот так!
– Что так?
Свендсен крепко замотал обе ручки изоляционной лентой, так что два клинка спаялись. Потом он повернулся к телу под простыней. Без колебаний он оголил грудь старика с оплывшим лицом и, размахнувшись, сильно ударил по ней. Я обомлел. Свендсен порой бывал непредсказуем.