Внезапно Саймон резко остановился и потянул ее за руку в заросли. Тут же на дороге послышался стук колес проезжавшей повозки.
– Гостиница вон там, впереди, – прошептал он, – И судя по всему, в ней полно народу.
Девушка без сил опустилась на колени и спросила:
– Как называется эта гостиница?
Ее спутник выглянул из кустов, едва стук колес стих вдали, и небрежно ответил:
– «Плащ герольда».
– Не может быть! – не удержавшись, воскликнула Бланш. – Мы, в какое время живем? Это что, дорога в Кентербери?
– Ах, ну да! – сообразил он. – Ты читала «Кентерберийские рассказы»!
На лице мужчины промелькнула улыбка, но затем оно сразу стало жестким, отчужденным. В такие минуты Бланш могла бы с легкостью поверить что перед ней хладнокровный убийца. Но вот он заговорил, и его отчуждение растаяло.
– Так мы здесь собираемся сидеть всю ночь?
– Нет. – Саймон выпрямился. – Лучше, если я пойду первый.
– Но вдруг тебя узнают…
– Ты, принцесса, лучше не говори подобные вещи, а то я подумаю, что ты и впрямь обо мне беспокоишься.
– Тьфу! – не выдержала Бланш. – Мне абсолютно все равно, поймают тебя или нет. Просто не хотелось бы, чтобы подумали, будто я тебе помогаю.
– Поэтому ты здесь и останешься..
– Вот, значит, как, – Бланш выпрямилась. – Теперь, когда от меня больше нет пользы, ты бросаешь меня, как своих прежних подружек.
– Я не собираюсь тебя бросать, принцесса. – Саймон положил руку девушке на плечо. – Я сниму комнаты, все приготовлю и вернусь за тобой.
Она недоверчиво посмотрела на него. Его руки, тяжелые, сильные, лежали у нее на плечах, и от них исходило тепло, которое пронизывало все ее тело.
– Ты мне обещаешь?
– Да, принцесса. – К ее огромному удивлению, Саймон порывисто наклонился к ней и быстро поцеловал в губы. – Только спрячься хорошенько, – попросил он на прощание и сразу ушел.
Колени девушки подогнулись, и она без сил опустилась на землю. Теперь особенно остро ощущалось чувство голода, наваливалась свинцовая усталость. Здесь, под деревьями, стремительно сгущались сумерки, вокруг раздавались голоса каких-то мелких зверушек, пищали ночные насекомые. Странно, но, несмотря на всю усталость, девушка почувствовала, как на нее нисходит удивительное умиротворение. Звуки природы, позабытые за время жизни в городе, рождали ощущение радости бытия.
Бланш ненавидела Лондон. Теперь, когда все мосты сожжены, она могла себе в этом признаться. Даже если события последних сумасшедших дней не принесут ничего хорошего, по крайней мере, они разрушили череду тоскливых будней, которая, в другом случае, похоже, могла бы затянуться для нее до скончания века. Господи, да все это время она жила в тюрьме, возможно пострашнее, чем та, где томился Саймон!