Один из них приблизился к ней и, почтительно поклонившись, проговорил:
– Капитан просил вас пройти на ют, сударыня.
Не успела она подняться наверх, как загрохотала якорная цепь, заскрипел кабестан, по палубам забегали матросы. Пьер Блан затянул песню, ее тут же подхватили негромкие мужские голоса. Дона перегнулась через перила и посмотрела на певцов. Их монотонный напев сливался со скрипом кабестана и топотом босых ног по деревянному настилу, рождая прихотливую и ритмичную мелодию, придающую удивительную поэтичность и этому утру, и всему предстоящему приключению.
Откуда-то сверху неожиданно послышалась короткая четкая команда. Дона подняла голову и впервые увидела француза. Он стоял у штурвала рядом с рулевым, заложив руки за спину, лицо у него было серьезное и сосредоточенное. Он показался ей совсем иным, чем несколько дней назад в лодке, когда сидел напротив нее и распутывал бечеву или когда, закатав рукава и потряхивая головой, чтобы отбросить упавшие на лоб волосы, жарил на костре рыбу.
Ей вдруг стало неловко: они работали, делали дело, а она стояла и смотрела. Она почувствовала себя глупо и беспомощно и, чтобы не мешать ему, отошла в сторонку и облокотилась на перила, а он продолжал отдавать команды, поглядывая то на небо, то на воду, то на прибрежные кусты.
Свежий утренний ветер, прилетевший с холмов, наполнил огромные паруса.
Корабль медленно двинулся вдоль ручья. Он плыл тихо и плавно, как призрак, едва не задевая за ветки деревьев, когда течение относило его к берегу. А француз стоял рядом с рулевым, правил курс и следил за извилистыми берегами.
Вскоре впереди распахнулось широкое русло главной реки; с запада потянуло крепким, сильным ветром; по воде побежала рябь. Под напором ветра "Ла Муэтт" накренилась и легла на бок; короткая пенная волна перелетела через фальшборт. На востоке разгоралась заря. Сквозь тусклую дымку, затянувшую небосвод, пробивался яркий утренний свет, предвещая хорошую погоду. Снизу, от устья, повеяло свежестью и соленым морским запахом. Едва корабль выплыл на речной простор, как тучи чаек поднялись в воздух и полетели за ним.
Матросы уже не пели, они собрались на палубе и с нетерпением смотрели на море. Казалось, что дни, проведенные в безделье, наполнили их новым огнем и новой жаждой приключений. Судно миновало мелководье и вышло в устье реки.
За бортом снова вскипела волна. Дона улыбнулась, почувствовав на губах соленые брызги. Она подняла голову и увидела, что француз оставил штурвал и подошел к ней. Очевидно, волна окатила и его: волосы его намокли, на губах блестела соль.