Обед закончился. Синьора Бутали проводила нас наверх в музыкальную комнату, и пока мы пили кофе с ликерами, зашел разговор о фестивале.
– Много репетируете? – спросила она моего брата. – Или для непосвященных все держится в таком же секрете, как в прошлом году?
– В еще большем, – ответил Альдо. – А что до первой части вашего вопроса, то репетиции идут хорошо. Некоторые заняты в них уже несколько месяцев.
Синьора повернулась ко мне.
– Знаете, Бео, – сказала она, – в прошлом году я была герцогиней Эмилией и принимала папу Клемента. Профессор Риццио, которого вы видели сегодня утром, был герцогом. На репетициях все выглядело так правдоподобно, а ваш брат проводил их с таким терпением, что, по-моему, с тех пор профессор Риццио воображает себя герцогом Руффанским.
– Утром он действительно держался со мной по-королевски, – сказал я.
– Но я не связал его поведение с прошлогодним фестивалем. Скорее, подумал, что, как заместитель ректора университета и декан педагогического факультета, он просто сознает лежащую между нами пропасть.
– Это тоже его беда, – сказала она и, обращаясь к Альдо, добавила:
– – И в еще большей степени беда его сестры. Мне часто бывает жаль бедных студенток. Синьорина Риццио держит их в общежитии совсем как в монастыре.
Мой брат рассмеялся и налил себе коньяку.
– В старину проникнуть в монастырь было гораздо проще, – сказал он.
– Подземный ход между мужским и женским общежитиями еще предстоит прорыть.
Пожалуй, это надо обдумать.
Альдо вынул из кармана заметки, которые я для него перевел, сел в кресло и принялся изучать их.
– До начала фестиваля надо решить много проблем, – сказал он.
– Каких именно? – спросила она.
– Кто был герцог Клаудио: моралист или чудовище? – ответил я. – По мнению историков, он был чудовищем и к тому же безумцем. Альдо думает иначе.
– Естественно, – сказала синьора Бутали. – Ему нравится быть не как все.
В ее голосе звучали шутливые интонации, но взгляд, который она бросила на Альдо, звал, манил… Хозяйка дома приготовилась ко второму кругу ритуального полета. Я подумал о мертвенном выражении лица, с каким она шла со мной из церкви, и сопоставление не льстило мне, третьему.
– Как бы то ни было, жители Руффано считали его чудовищем и поднялись против него и его двора в кровавом восстании.
– И мы увидим это на фестивале? – спросила она.
– Не спрашивайте меня, спросите Альдо, – ответил я.
С рюмкой ликера в руке, слегка напевая, синьора Бутали направилась к его креслу, и в том, как она склонилась над ним, все говорило о страстном желании. Только мое присутствие не позволило ей прикоснуться к Альдо.