– Эдмунд, принеси мои…
Ричард не успел закончить, как Эдмунд, вскочив на лошадь, уже мчался к дороге, на которой его лорд оставил свою одежду и своего коня. С улыбками на лицах все остальные тоже повскакивали на своих коней, а Ричард сел позади Изабель на ее лошадку. Из всех присутствующих она единственная была на удивление молчалива. Но все уже позади, теперь ей самая пора снова заговорить с ними.
Она сидела перед ним, не проявляя не малейших признаков неудовольствия. Но и без радости. Он хотел, чтобы она заговорила с ним, ругала его, упрекала, дразнила, задавала вопросы, но только не молчала. Только не Изабель, которая никогда ничего от него не скрывала. Он не знал, что говорить ей, когда она вот так молчит. И он боялся спрашивать ее, что у нее на душе. Ричард усмехнулся. Он встал лицом к лицу с Хенли, с Бертрадой, со всем Молтоном. Он посмотрел в лицо своему греху, понял, чем он был, а чем не был. Он кричал о своем преступлении во всеуслышание и не чувствовал при этом ни страха, ни опасения, которые навалились на него теперь, когда он обнимал свою жену. Достаточно одного ее слова – и исчезнет та радость, которую он ощутил после своей маленькой победы.
Но он должен заговорить с ней. Он не может лишиться Изабель даже в малом.
– Мне необходимо твое прощение, Изабель. Если у тебя достанет милосердия, чтобы простить меня.
С тихим вздохом она произнесла:
– За что мне прощать тебя?
– За Бертраду. – Как легко сейчас вылетело из его губ это имя, оно потеряло былую власть над ним.
– Ты бы лучше спросил, могу ли я простить Бертраду за то, что она отобрала у меня то, чего я хотела больше всего в этой жизни, – сказала она дрожащим голосом.
– Она не взяла ничего, что бы я не отдал добровольно, – мягко возразил Ричард, прижимая ее к себе в надежде хоть как-то облегчить боль, которую причиняли ей его слова.
– Ах да. Можно сказать и так, – едва слышно проговорила Изабель.
– Я сделал это, Изабель, и ты знаешь, что это правда.
– Да, она забрала и твое тело, и твою близость, и твое сердце, и даже мои мечты о тебе. Но я не буду оплакивать свои мечты о Ричарде, это уже в прошлом, – говорила она, подняв лицо к небу и часто-часто мигая, стараясь прогнать слезы.
– Но я здесь, Изабель, – прошептал он. Его дыхание легонько овеяло ее волосы, будто успокаивая. – Я – твой.
– Потому что Господь принудил тебя к этому.
– Я только рад, что Бог выбрал для меня именно этот путь, – улыбаясь сказал он.
– А развлекаться с Бертрадой тебе тоже Господь велел?
– Нет!
– Нет. Ты сам выбрал Бертраду!
Да, если она верит в такое, это грызет ее сердце. Ведь если бы он сам поверил в то, что она выбрала Адама, его сердце разорвалось бы на тысячу частей!