Ники было семнадцать, и она чувствовала себя готовой на многое. Карлосу было двадцать пять, это был уверенный в себе и необычайно красивый парень. Ему не понадобилось много времени и усилий, чтобы переломить ее внутренние запреты, а затем и разбить ей сердце. К несчастью, подобно своему родственничку Антонио, Карлос был неисправимым распутником и не пропускал ни одной смазливой мордашки.
Разгневанная и оскорбленная его небрежением, Ники ступила на путь мщения и стала запрыгивать в постель к каждому встречному, рассчитывая в конце концов вызвать в Карлосе ревность и заставить его ползать перед ней на коленях, моля о прощении.
Но этого не произошло.
С настойчивой подачи старушки-матери Антонио вмешался и предостерег дочь, что, если она не образумится, ее начнут называть шлюхой и дрянью.
– А сам-то ты кто?! – набросилась Ники на отца, хорошо зная его неумение держать ширинку застегнутой. – Девственник, что ли?
– Нет. Но я мужчина, – ответил он и снисходительно улыбнулся. – А мужчинам все дозволено.
Они ругались чуть не до утра, причем в пылу спора наговорили друг другу таких вещей, о которых потом каждый страшно жалел. Наутро Ники села в самолет до Лос-Анджелеса и больше в Европу не приезжала.
С тех пор прошло без малого два года. Теперь, когда Ники была помолвлена, она никак не могла решить для себя вопрос, стоит ли позвонить отцу и поставить его в известность?
«Привет, папуля! – промурлычет она. – Я больше не шлюха и не дрянь. Не приедешь ли на мою свадьбу, чтобы вручить меня жениху, как полагается?»
Сеньор Двойные Стандарты! Мог бы и позванивать дочери хоть иногда. Нет же, ни разу! Впрочем, Лиза всегда говорила, что давно разочаровалась в Антонио, и, наверное, она права.
Тем не менее Ники по-прежнему любила отца, хотя, конечно, уважения к нему не испытывала. Как бы то ни было, беспечное отношение Антонио к женщинам наложило отпечаток на ее восприятие всего сильного пола. Теперь оно выражалось в девизе: «Имей их, пока не поимели тебя!» До последнего времени она так и жила, в отличие от добродетельной мамочки, которая продолжала влюбляться. Или впадать в грех вожделения – это как посмотреть.
Профессиональным мастерством и успехами матери Ники восхищалась. Однако особой близости между ними не было. Да и о какой близости может идти речь, если для Лизы работа всегда была на первом месте, любовь – на втором, и лишь где-то напо-зорном третьем угадывались материнские чувства, привязанность к своему единственному ребенку? Ведь Ники появилась на свет, когда Лизе было двадцать и впереди во всем своем блеске маячила подлинная слава.