– И окна неплохо бы помыть...
Шура засмеялся. Чуть ли не до слез. Присел на шаткую табуретку, крашенную в стойкий коммунальный цвет.
– Ты чего? – удивился Смирнов.
– Ты приберешься, окна помоешь, занавесочки повесишь, войдешь в роль и... решишь остаться! Представляешь, какая у тебя сладкая жизнь пойдет? Раз в неделю потерпишь на себе богатенького буратино и вся жизнь твоя обитель! Баб модельных будешь таскать для разнообразия, по раутам ходить, по курортам ездить. Хотя нет, ничего у тебя не получится... Не захочет он тебя. Нет, не захочет.
– Почему это? – поддался на провокацию Смирнов.
– У тебя ноги, похоже, кривые, – сочувственно сказал Стылый.
– Не кривые, а накаченные. Походил бы с мое на высокогорье.
– Угловатых икр он тоже не любит. Никто не любит у девушек угловатых накаченных икр.
– Дурак ты, и речи у тебя дурацкие.
– Точно, дурак. Я же забыл, что ты на Юле женишься, а у нее доходы точно такие же. И что с ней точно также можно жить. Беззаботно и денежно. Родит ребенка для полноты семейной фотографии, потом займется делами. А тебе намекнет, чтобы не терялся.
Шура знал Юлию. Смирнов отвернулся. "Зачем все это? – подумал он. – Засады, убийства? О поругании своем она забыла, сейчас омаров кушает на Красном море... И наверняка со временем намекнет, чтобы не терялся и завел чистенькую любовницу".
– Ты много не думай, – положил ему руку на плечо Шура. – Не забывай, дело не в том, что будет с тобой, а в том, что будет с Юлией. И если мы не убьем Бориса Михайловича, то он убьет ее. Убьет, и ты, малодушный, будешь всю жизнь мучиться... Так что сейчас мы работаем на тебя...
– И на тебя...
– Естественно! Корыстный интерес – это самый классный в мире интерес.
К вечеру все было готово к приему высокого гостя. Выйдя из дома на Арбат, Смирнов и Стылый посмотрели на занавески, розовеющие за чисто вымытыми окнами.
– Черт, если бы я был Борисом Михайловичем и увидел их, я бы испарился от вожделения! – хмыкнул Стылый, по-товарищески подтолкнув Смирнова плечом.
Борис Михайлович обещал приехать ровно в десять утра. Поговорив с ним воркующим голоском, Евгений Александрович позвонил Стылому.
– Он весь горит и чахнет от любви, – сообщил он, самодовольно улыбаясь. – Так что, Шура, дело за тобой.
– Знаешь, я решил переночевать на Арбате, – сказал Стылый явно недовольный эйфорией, охватившей сообщника. – И приятель один женственный придет завтра в девять, подсадной уткой будет. У него такая мордашка, такие белы ручки – не чета твоим.
– Перестраховываешься?
– Да нет... Борис Михайлович – серому волку не чета. С ним перестраховаться нельзя. В общем, как договорились, если он явиться не один – звони. Если один – тоже звони.