— Да, думаю, что старикан долго в Ольховке не задержится, — сказал Глеб, сворачивая к их девятиэтажке.
Он обогнул дом, подъехал к гаражу. Заперев машину, они поднялись к себе.
— Мать, я страшно голоден! — признался Глеб, целуя жену в губы.
Лену обдало сладостной волной: муж давно не был так ласков.
— Глебушка, милый, что тебе приготовить? — спросила Лена, схватив его руку и прижимая её к своей груди. — Табака пожарить? Или лангет? Можно отбить и в кляре.
— Действуй, мать, а я полезу в ванну.
Лена пошла в спальню. Она слышала, как Глеб включил в большой комнате телевизор, затем в ванной комнате послышался шум воды.
Она сняла праздничное платье, повесила в шкаф, накинула на себя прозрачный пеньюар, подаренный мужем ко дню рождения, присела на пуфик у трельяжа и посмотрелась в зеркало. Глаза у неё были счастливые и оттого глупые. Лена подумала, что в них слишком уж видно желание.
«Ну и пусть!» — улыбнулась она, уже предвкушая всем своим горячим, нетерпеливым телом сладостные безумные минуты.
Лена выдвинула ящичек, где хранила украшения, сняла серебряный витой браслет, серебряные серёжки с бирюзой и такой же кулон, сложила все это в коробочку из-под французских духов, потом открыла длинный футляр из старинной тиснёной кожи с потускневшей от времени монограммой — витиевато переплетёнными заглавными буквами «Л» и «Г», — чтобы положить туда перстень, и обомлела.
Футляр был пуст.
— Странно, — пробормотала Лена, машинально шаря в ящичке.
Затем она стала проверять другие коробочки с такой же монограммой.
Они тоже были пусты.
— Глеб! — закричала Лена. — Глеб!
Но муж, вероятно, не слышал.
Она бросилась в ванную. Глеб уже разделся до трусов, пробуя рукой пенящуюся от шампуня воду.
— Ничего не понимаю… — испуганно сказала Лена.
— Ты о чем? — повернулся к ней муж.
— Драгоценности! Ну, бабушки Лики! Их нет!
— Брось, — недоверчиво посмотрел на неё Глеб.
— Сам пойди посмотри.
Глеб торопливо вытер полотенцем пену с рук и двинулся вслед за женой в спальню.
Лена в какой-то нервной лихорадке вынимала из трельяжного ящика свои украшения — клипсы, серёжки, браслеты, кольца, нитки жемчуга, броши. Все это было в основном недорогое, для разных нарядов. Подарки самого Глеба, его и её родителей. Но драгоценности, что хранились в футлярах с монограммой, исчезли. Кроме перстня, который Лена надевала на концерт.
— Видишь, нет! — истерично крикнула она, демонстрируя пустые коробки.
— Нету!
— Успокойся, Фери! — проговорил Глеб. Он побледнел, на лбу резко обозначились две продольные морщины. — Может, ты сунула куда-нибудь? Вспомни!