— Да, — кивнул Игорь Андреевич. — Боссы среди картёжников.
— Вот-вот! Ну и, конечно, Валерий Платонович! Как же без него обойдётся «коррида», — усмехнулся допрашиваемый. — Надеюсь, и это словечко вам знакомо?
— Естественно, — подтвердил Чикуров.
— Первый удар по моему бывшему шефу был нанесён, когда я снял особняк куда шикарнее его! — продолжал Бухарцев, не скрывая злорадства. — Я пригласил его. Увидел он, как я живу, и чуть жёлчь не разлилась от злости! Как, его бывший холуй обошёл его? Это было для шефа как хороший нокдаун! Но я не даю ему опомниться и предлагаю перекинуться в стос. Ставку заламываю — как настоящий лобовик. Он занервничал, но отказываться было неудобно: как бы я не подумал, что он боится сесть со мной.
— А вы проиграть не боялись? — поинтересовался Кичатов. — Сами же говорили, что Скворцов-Шанявский шулер.
— Это он у себя дома шулер, когда Орыся подглядывала карты партнёров через щёлку в ковре и, зайдя потом в комнату, особыми знаками передавала Валерию Платоновичу.
Следователи переглянулись: о том, что Сторожук помогала Скворцову-Шанявскому обманывать соперников, они слышали впервые.
А Бухарцев тем временем продолжал:
— Ну а тогда мы играли на моей территории. Правда, опыта у меня, считай, никакого. И я проиграл десять тысяч. Шеф похлопал по плечу: прощаю, говорит, долг. Тогда я решил окончательно послать его в нокаут. Знаете как? Вынимаю пачку за пачкой! С банковскими наклейками! И швыряю ему небрежно…
— У подследственного вырвалось торжествующее ржанье. — Кранты! Рефери отсчитал десять раз, и моего патрона унесли с ринга…
— Погодите, — перебил его Чикуров. — Каким образом вы, так сказать, превратили золото и драгоценности в купюры?
— Это было нетрудно, — доверительно улыбнулся допрашиваемый. — Труднее наоборот. Бумажки и есть бумажки! Они могут обесцениваться, а вот драгметалл и камешки со временем только дорожают и для них нет государственных границ!
— Кому же вы продавали, как вы говорите, драгметалл и камешки? — спросил подполковник.
— Да в общем-то в своём кругу. Решилину, например, — ответил Бухарцев.
— Ну и надувал же он меня, этот гений советской живописи! И торговался как базарная баба! — Он сплюнул. — Аж противно! А не хотелось терять своего достоинства: бери, подавись! Вот с Дончаковым было все легче. Тоже прижимистый, но с Решилиным не сравнить.
Продал, оказывается, Бухарцев кое-что из награбленного у покойных тому же Скворцову-Шанявскому, «облепиховому королю» Привалову и кому-то из местных. Как поняли следователи, в карты Эрнсту катастрофически не везло. Да и не могло повезти: разве мог он противостоять шулерам с их изощрёнными методами и приспособлениями? Редкие выигрыши случались у него только тогда, когда он играл со случайными партнёрами на городских пляжах, в парке. На таких катранах ставки были мелкие (по сравнению, конечно, с лобовиками), но зато Эрнст приобретал нужные навыки перед решающим сражением, «корридой». Для неё он держал неприкосновенный запас золотишка, драгоценностей и бумажных купюр.