Священная Метка протянул книжку стихов Чарльза Мэйсона своему брату Френсису, вежливо сказав на языке шайенов:
— Может быть, это хороший амулет для белых людей, я не знаю. Это не для моего народа.
Биджу Уилкоксу хотелось завопить, но он подавил крик.
Когда молодой индеец завернул в одеяло все подарки и навьючил на одну из лошадей, старый воин произнес еще одну речь.
— Я не понимаю белых людей и не хочу больше их видеть. Они уничтожили бизонов, и мой народ теперь голодает. Они убивают моих молодых воинов, и наши женщины плачут в своих жилищах. У наших детей нет отцов, которые могли бы добыть мясо. Я не хочу больше видеть белых людей. Я буду убивать их всех, пока не умру.
Мэйсон должен вернуться к себе домой и оплакивать своего брата. Я думаю, пауни убили этого человека, когда он был еще молод. Я рожден шайеном. Моим отцом был Человек-Бизон, моей матерью — Та-Которая-Поет.
Я участвовал во многих сражениях. Ходил на войну с одним копьем, чтобы показать, что не боюсь умереть. Но теперь я иду в бой с ружьем, так как боюсь, чтоб не умер мой народ.
Произнося слова нараспев и покачиваясь, он продолжал говорить. Бахрома из скальпов на рукавах боевой рубахи покачивалась, и солнце ярко освещало красный отпечаток руки на его лице и шрамы жертвенных ран на руках.
— Я ношу боевую рубаху. Это тяжелое бремя. Тот, кто носит ее, всегда должен быть первым в бою и может выйти из боя только последним. Он должен заботиться о своем народе и дать людям все, что им нужно. Он никогда не должен гневаться, если кто-нибудь из его народа нанесет ему обиду. Один человек увел у меня двух лошадей, но я простил его и дал ему еще одну лошадь. Я сохраняю мир в моем народе. Мне хотелось бы снять боевую рубаху, но я нужен моему народу. Я буду носить ее, пока будут силы.
Когда его сын кончил переводить, Священная Метка сказал:
— Теперь нам пора.
Неловко, как всякий индеец, пытающийся копировать обычаи белых, вождь пожал руку Мэйсону и Биджу Уилкоксу. Каждому сказал на шайени:
— Брат мой, прощай! — и отвернулся.
Бидж смотрел, как они уходят, и думал: «Я дал ему шанс, а он им не воспользовался. Я еще могу позвать его. Стоит мне только сказать: „Это тот самый человек“, и я получу тысячу долларов».
Он со злостью смотрел, как индейцы садятся на своих лошадей, и продолжал мысленно спорить сам с собой: «Он спас тогда мне жизнь, но за это заплачено карабинами».
Слова сами складывались на его губах, но он не издал ни звука.
Наконец Бидж вздохнул и сказал:
— Тот молодой человек, которого я знал, наверное, давно умер. Человек, рисковавший так, как он, долго не проживет.