Конечно, тетушки так и не решились вывести ее в магазин. Они сшили ей пару платьев, и, когда объяснили ей жестами, осыпав при том целым ливнем слов, что нужно переодеться, тетя Бесси повиновалась.
Почти все время она простаивала у окна, что смотрело на далекие синие горы за равниной. Установив это, я повадился играть во дворе, откуда мог беспрепятственно разглядывать тетю Бесси. Она никогда мне не улыбалась этак по-родственному, но порой задумчиво, как бы оценивающе, посматривала на меня. Выполняя разные акробатические трюки, вроде хождения на руках, я мог привлечь ее внимание. И мне оно почему-то было дорого.
Выражение ее лица менялось нечасто. Но дважды я видел на нем явное неодобрение. Первый раз, когда одна из тетушек привычно шлепнула меня. Шлепок я вполне заслужил, но индейцы детей вовсе не бьют. Думаю, тетю Бесси потрясло открытие, что белые так учат своих детей. А другой раз неодобрение заслужил уже я сам, когда капризным ребяческим тоном отвечал на чье-то замечание.
Сестры тети Бесси и моя мама по очереди проводили каждый день по полчаса с нею во исполнение своего христианского долга. За общим столом Бесси никогда не обедала.
Когда подошла мамина очередь, она попыталась было отказаться: «Боюсь, расплачусь», — говорила она. Но тетя Маргарет все же настояла.
Я прятался в зале за спиной у матери. Бесси что-то сказала, потом настойчиво повторила, пока мама не догадалась, чего та хочет. Она подозвала меня, а когда я подошел и встал рядом, обняла за талию. Тетя Бесси согласно кивнула. Ее поняли верно.
После мама сказала мне:
— Ты ей нравишься. И мне тоже.
И поцеловала меня.
— А она мне нет. Чудная, — недовольно пробурчал я.
Мама объяснила:
— Просто грустная пожилая женщина. И знаешь, у нее тоже был прежде маленький мальчик.
— А что с ним сталось?
— Он вырос и стал воином. Думаю, она гордилась сыном. А теперь военные держат его где-то под стражей. Он наполовину индеец. И был опасным человеком.
Он, действительно, был опасным, и к тому же гордым человеком — настоящим вождем, орлом, которому военным удалось-таки, наконец, подрезать крылья.
Мать с тетей Бесси объединяло, что каждая имела сына. Остальные тетки были бездетны.
Большая суматоха заварилась вокруг идеи сфотографировать тетю Бесси. Сестры, упорно и энергично стремившиеся сделать из нее настоящего члена семьи, желали заполучить ее карточку в семейный альбом. Правительству ее фотография также была по каким-то причинам необходима: вероятно, кто-то посчитал, что возвращение семье украденного ребенка — случай исторической важности.