Ни один человек не поднял взгляда от своей работы, но по тому, с каким сосредоточением все принялись за свои занятия, было ясно, что никто не был глух. Те, кто сбрасывал палками с телег горящие свертки, вдруг удвоили свои усилия, стараясь спасти то, что еще не взял огонь. Вновь расставленные по своим местам часовые вдруг начали вглядываться в светлеющие тени, будто в каждой скрывалось по горцу.
Тамира обходила раненых, лежащих на одеялах в центре лагеря, и подавала каждому напиться из бурдюка. Она подняла глаза и широко улыбнулась, когда киммериец проходил мимо.
– Значит, сегодня снова спишь один, киммериец, – мило произнесла она. – Какая жалость.
Конан не посмотрел на нее, лишь нахмурился. Одну из телег оставили свободно догорать, и пылающие свертки валялись вокруг других телег. Толстый повар прыгал среди охотников, размахивая над головой медным подносом и громко жалуясь на то, что кухонными принадяежностями пользуются для того, чтобы закидывать землей пламя. Конан взял поднос из рук повара и нагнулся рядом с Теладом, чтобы зачерпнуть земли.
Бритоголовый охотник глядел некоторое время косо на киммерийца, затем осторожно произнес:
– Мало кто бросит ее без веских причин.
Вместо того чтобы отвечать на незаданный вопрос, Конан прорычал:
– Я начинаю думать, что мне следует привязать вашу княжну к лошади, чтобы вы отвезли ее назад в Шадизар.
– Ты совсем не думаешь, если считаешь, что можешь это сделать, – сказал Телад, кидая горсть земли и камней на пылающий сверток, – или что мы захотим сделать это. Княжна Йондра решает, куда идти, а мы идем следом.
– В Кезанкийские горы? – недоверчиво спросил Конан. – Когда племена неспокойны? Армия идет на север не на прогулку.
– Я служу дому Перашанидов, – медленно произнес бритоголовый, – с самого детства, как и мой отец до меня, и его отец. Княжна Йондра и есть теперь дом Перашанидов, ибо она последняя. Я не могу ее бросить. Но ты бы мог, я полагаю. На самом деле, вероятно, тебе даже следует это сделать.
– И зачем это мне? – спросил Конан сухо.
Телад ответил, будто вопрос действительно был серьезным:
– Не все копья бросают известные тебе враги. Если останешься, остерегайся удара в спину.
Конан остановился, набирая землю в поднос. Значит, копье, оцарапавшее ему спину, было брошено не рукой горца. Арванием, без сомнения. Или кем-то другим, долго прослужившим дому Перашанидов, кому не понравилось то, что последняя представительница рода спит с безземельным воином. Этого ему было достаточно. Враг за спиной – один по крайней мере – и горцы вокруг. Завтра, решил Конан, он в последний раз попытается убедить Йондру вернуться. И Тамиру тоже. И в Шадизаре хватит ей драгоценностей. А если они не согласятся, он их бросит и вернется один. Он яростно загреб подносом землю и бросил ее в огонь. Он так и сделает! И пусть заберет его Эрлик, если это будет не так.