– Ну что ж, – сказал Дункан. – Ты испытываешь мое терпение. Сознайся, что солгал.
Мердо сплюнул на пол.
– Какой ты смелый, – с усмешкой заметил Дункан, кивнув Малькольму, который все еще держал кинжал у горла наглеца.
Тот сделал легкое движение острым концом ножа. Показалась кровь, и тонкий алый ручеек заструился по шее пленника.
Дункан еще раз кивнул, и Малькольм сильнее прижал нож к горлу.
Глаза Мердо округлились, и он облизнул пересохшие губы.
– И где же Кеннет держит мою жену и мальчика? – тихо спросил Дункан.
Мердо все еще колебался, но, заметив, что Дункан вновь повернулся к Малькольму, заговорил:
– Я не хотел вам зла. Просто выполнил приказ, поймите!
– Я понимаю больше, чем ты думаешь. Так где моя жена?
– К югу… к югу отсюда, – запинаясь сказал Мердо.
– А ты говорил к северным островам?
На лбу Мердо выступила испарина.
– Я увел бы вас к северу, а часть своих людей вы отослали бы к Маклауду. За это время Кеннет собирался спокойно без погони отойти на юг.
– А что моя жена? И мальчик? Он собирался взять за них выкуп?
Мердо побледнел.
– Говори, иначе умрешь.
– Не знаю, – сказал он, – клянусь жизнью. Не знаю, что он собирается с ними сделать.
– Твоя смерть предрешена, но умрешь ты не сразу. Забери у него это, – кивнул он англичанину, поддев пальцем висевший на поясе Мердо кошелек.
Взяв кошелек у Мармадьюка, Дункан заглянул внутрь. Брошь Маклауда сверкнула огромным рубином.
– Эта брошь украдена, – сказал Дункан, завязывая кошелек. – Ты вернешь ее хозяину. Малькольм и Алек будут тебя сопровождать. Что сделает с тобой Маклауд, не мое дело. Но если он оставит тебя в живых, чтобы ноги твоей не было на земле Маккензи. Я собственными руками лишу тебя жизни. – Обернувшись к Малькольму, он добавил: – Отправляйтесь сейчас же, он и так слишком долго отравлял воздух в моем доме.
Дункан стоял, не двигаясь, пока они оба не скрылись из виду, потом оперся о стол и закрыл глаза. Левая рука ныла и горела, снова открылась рана.
Но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью душевной.
Самые дорогие для него люди похищены. Эта мысль гнала его вперед, не давая покоя, наполняя сердце ненавистью и яростью.
– Клянусь, этот сукин сын и есть двухголовое чудище, привидевшееся твоей жене, – сказал Мармадьюк, вкладывая меч в ножны.
Дункан с трудом открыл глаза и повернулся к англичанину:
– Я и без тебя это понял.
Мармадьюк слегка улыбнулся.
– Ты делаешь успехи, дружище.
Брови Дункана сошлись на переносице.
– Тут не надо быть семи пядей во лбу. Он произнес слово «брат». Никто из моих друзей или союзников не стал бы при мне называть Кеннета моим братом.