— Молодец, — подбодрил его Джонни и снова начал капать в рот, негромко приговаривая при этом: — Все будет в порядке. Вот так, проглоти еще.
Потребовалось двадцать минут, чтобы влить в него полпинты теплой пресной воды, к этому времени кровотечение прекратилось. Джонни снова порылся в сумке и взял две таблетки соли и две глюкозы. Он положил их в рот и разжевал, превратив в пасту, затем склонился к изуродованному лицу человека, которого поклялся убить, и прижал губы к распухшим губам Бенедикта. Ввел раствор соли и глюкозы в рот Бенедикта, потом распрямился и снова начал вливать воду.
Дав Бенедикту еще четыре таблетки и половину фляжки, он закрыл ее и вернул в рюкзак. Смочил компресс ярко-желтым обеззараживающим раствором и крепко перевязал рану. Это оказалось труднее, чем он думал, и после нескольких неудачных попыток он провел повязку под подбородком и по глазам, полностью закрыв голову Бенедикта, оставив только рот и нос.
К этому времени солнце было уже на горизонте. Джонни встал и, распрямляя спину и плечи, смотрел на смерть красно-золотого пустынного дня.
Он знал, что откладывает принятие решения. Ему казалось, что, оставив лендровер, он прошел около пяти миль. Пять миль по трудной дороге — часа четыре, может быть, пять в темноте. Можно ли оставить здесь Бенедикта, вернуться к лендроверу, вызвать по радио помощь из Картридж Бей и возвратиться к Бенедикту?
Джонни повернулся и взглянул на дюны. Вот и ответ. Одна из гиен сидела на вершине дюны, внимательно глядя на него. Голод и приближающаяся ночь сделали ее неестественно смелой.
Джонни выкрикнул ругательство и сделал угрожающий жест. Гиена подпрыгнула и скрылась за вершиной.
— Луна восходит сегодня в восемь. До этого времени отдохну — потом пойдем по холодку, — решил он и лег на песок рядом с Бенедиктом. Ощутил давление в кармане, достал алмаз и подержал его в руке.
В темноте гиены начали приближаться с кашлем и криками, и когда луна поднялась, она осветила на вершине их темные силуэты.
— Пошли, Бенедикт. Мы идем домой. С тобой очень хотят поговорить несколько милых полицейских. — Джонни посадил Бенедикта, положил его руку себе на плечо, подставил свое тело и встал.
Постоял так, глубоко погрузившись в песок, удивляясь весу своей ноши.
— Будем отдыхать каждую тысячу шагов, — пообещал он себе и побрел по дюне, считая про себя, но зная, что снова поднять Бенедикта не сможет, если только не удастся обо что-нибудь опереться. Придется за один переход выбираться из песчаных холмов. — Девятьсот девяносто девять, тысяча. — Он считал про себя. Берег силы, сгибаясь под тяжестью, спина и плечи болели, песок задерживал каждый шаг. — Еще пятьсот. Пройдем еще пятьсот шагов.