— Хотел бы я иметь такие же проблемы. Но, вероятно, вы поступаете мудро… я не стану спорить с вами.
— Будет еще одна или две поставки, и все кончено.
Аарон кивнул.
— Понимаю, — сказал он, — Все хорошее когда-нибудь кончается.
* * *
Вскоре после полудня Бенедикт припарковал машину на газоне у своей квартиры на Белгрейв-сквер. Дома он сразу пошел в душ. За все годы жизни в Лондоне он так и не привык к его смогу и принимал ванну или душ не менее трех раз в день.
Под душем он напевал, потом завернулся в большую купальную простыню и, оставляя цепочку мокрых следов, прошел в гостиную, смешал себе мартини и закрыл от удовольствия глаза, прихлебнув напиток.
Зазвонил телефон.
— Ван дер Бил! — сказал он в трубку, и тут выражение его лица изменилось. Он быстро поставил стакан и двумя руками взял трубку.
— Что вы здесь делаете? — изумление его было искренним. — Какой приятный сюрприз. Когда мы сможем увидеться? Прямо сейчас — за ланчем? Прекрасно! Нет, ничего не надо откладывать — такая прекрасная возможность. Где вы остановились? В «Ланкастере»? Прекрасно. Послушайте, дайте мне сорок пять минут, и я вас встречу в зеркальном зале на верхнем этаже. Да, десять минут первого. Боже, как приятно… — я это уже говорил. Увидимся через три четверти часа.
Он положил трубку, проглотил остатки мартини и направился в спальню. Хороший день станет по-настоящему памятным, подумал он, подбирая шелковую сорочку. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и улыбнулся.
— Мяч прыгает к тебе, Бенедикт, — прошептал он.
Ее не было ни в баре, ни в зеркальной комнате. Бенедикт подошел к высокому окну, чтобы бросить взгляд на один из лучших видов Лондона — на Гайд-парк и Серпентин. День был туманно-голубой, и солнце добавляло бронзы к красным и золотым тонам осеннего парка.
Он отвернулся от окна — она шла к нему через комнату. Внутри у него все дрогнуло от удовольствия: она тоже была золотой, с медным сверканием солнца на длинных ногах и обнаженных руках. Он вспомнил грацию ее походки, точные движения ног на ковре.
Он стоял неподвижно, давая ей возможность подойти. Все в комнате повернули головы: это было прекрасное золотое создание. Бенедикт вдруг осознал, что хочет эту женщину.
— Здравствуйте, Бенедикт, — сказала она, и он сделал шаг ей навстречу, протянув руку.
— Руби Ленс! — он мягко сжал ее длинные пальцы. — Как приятно снова встретиться с вами!
Ее фамилия была ключом к его реакции. Она принадлежала тому человеку, которому Бенедикт больше всего завидовал и которого ненавидел. И поэтому она была бесконечна желанна.