— Простите, товарищ командир, что я вас так назвала… С языка сорвалось!
Это была Лида, теперь он признал ее, близко подошла: жакет со стоячими плечами, косынка в горошек, худенькая, вертлявая, на узком и скуластом лице — большие глаза, они блестят в темноте беспокойно, заставляя беспокоиться и того, кто в них заглядывает. Скворцов, полуобернувшись, ждал, что будет дальше.
— Товарищ командир, не сердитесь! Игорь Петрович, право же, я…
Лида не договорила, попыталась улыбнуться и не улыбнулась, губы жалко дрогнули, глаза заблестели еще сильней, слова выскакивали хрипло, быстрые и отрывочные.
— Игорь Петрович, давно хотела сказать… Не отваживалась. Вот набралась нахальства, не осуждайте.
Она зябко передернулась, но от нее — он ощутил — тек нервный, возбужденный жар, жар этот дошел до него, однако стало не тепло, а холодно. Скворцов тоже передернул плечами зябко, и мурашки пробежали по коже. Как будто заболевает опять, как будто малярия снова кажет свой желто-зеленый лик. Лида подошла еще ближе, на его щеке — ее дыхание:
— Не могу больше скрывать, терпеть больше не могу… Игорь, вы… ты не видишь, не хочешь видеть! Мне стыдно это говорить, но пусть, но пусть… Я люблю тебя, Игорь, милый!
Он стоял как оглушенный. Потом непроизвольно качнулся, и она приняла это за движение ей навстречу. Порывисто подалась к нему, прижалась, обхватила шею тонкими горячими руками, целовала в губы, щеки, в глаза, повторяла:
— Игорь, милый, люби меня, люби… Я же молодая, люби меня!
Он не отвечал на поцелуи и не уклонялся, стоял пень пнем, не зная, куда девать руки.
— Не бойся, никого нет, тут никто не ходит, — шептала Лида. — Иди ко мне…
В висках у него бахало, в грудь упирались женские груди, ее руки обнимали его, вызывая испуг и томление. Он весь напрягся, больно сжал ей плечи и сказал:
— Лида, оставь все это. Прошу, оставь. Не могу я! — Он так сжал ей плечо, что она вскрикнула. — Не могу!
Она высвободилась из его рук, выпрямилась, поправила сбившуюся косынку, жакет, провела ладонью по своему лбу, будто стирая что-то. Хрипло сказала:
— Брезгуешь?
— Да пойми же ты, пойми! — Оглянувшись — не засек ли кто, вот история, и Лиду жалко и себя, и стыдно от всего этого, — он начал рассказывать про Иру, Женю, Клару. Она не дослушала:
— Разрешите идти, товарищ командир?
Презрительно выпятила губу, повернулась через левое плечо, рубанула от него четким шагом. И в этом он прочитал: сухарь ты, бревно, и больше никто, смотри пожалеешь, да поздно будет, голубчик! Он вздохнул и поплелся следом. Испарина покрывала лоб, капельки пота скатывались за ушами. Опять слабость, черти б ее забодали. Да, прогулочка получилась, набрался сил и бодрости. Подстерегала Лида его, что ли? А в чем она виновата? Да ни в чем, молодая, горячая, что ей война?