— Никаких убийств, Пит! А то мы тоже окажемся в грязной истории.
— Но Чак был мой друг!
— Они свое получат, только не надо перегибать.
— Тебе лучше знать, Кэт.
Он подошел к Гейджу и уставился на него ненавидящим взглядом, от которого тот чуть не обделался.
— Ты знаешь место, куда можно его отвезти? — обратился я к Питу. — Такое место, где его никто не услышит?
— Помнишь курильню за вашим поместьем?
Помню ли я? Черт возьми! Отлично помню! Меня там не раз дубасил дядя Майлс, когда Руди и Тэдди наговаривали на меня.
— О, это в самый раз!
Гейдж понял, что мы собираемся делать, и кроме того он знал, что спешить мне особенно некуда. Он сразу начал жевать губами, но сначала не мог сказать ни слова.
— Послушай, — наконец выдавил он, — я ведь ничего не знаю... Я только...
— А мне это нужно только для того, чтобы другие знали, малыш. Чтобы совершенно не думали, что это Карл втянул тебя.
Мы оставили Матто валяться в номере, проехали шесть миль до владений Баннерменов и втащили Гейджа в курильню. Он не сопротивлялся, так как перед этим Пит отправил его в нокаут ударом по челюсти. Связав, мы бросили его на кучу опилок и были совершенно уверены, что когда он придет в себя и начнет орать, как поросенок, которого режут, он расскажет все и даже больше.
Я подождал Пита в машине, после чего мы подъехали к задним воротам усадьбы. При виде меня Анни заулыбалась. Она сказала, что Руди приехал вчера совершенно больной и до сих пор не вставал. Кузен Тэдди уехал по делам в город, а дядя Майлс с Вэнсом сидят в библиотеке.
Прежде чем войти, я постоял немного под дверью, прислушиваясь к его уверенному голосу. Дубовые двери были слишком толстыми, чтобы разобрать слова, но можно было понять, что говорит в основном Колби, а Майлс только односложно отвечает или поддакивает.
Когда разговор подошел к концу, я отступил в сторону, дал Вэнсу Колби выйти, чтобы он не заметил меня, и лишь после того, как он сел в машину, я прошел в библиотеку. Дядя стоял возле письменного стола с красным лицом, словно его отхлестали по щекам.
— Добрый день, милый дядюшка!
— По-моему, нам не о чем разговаривать.
— Ты думаешь?
И не мои слова заставили его поднять голову, а тон, которым они были сказаны. Я заметил, как у него отвисает челюсть и начинают трястись руки.
— Что ты имеешь в виду?
Разговаривать нам, конечно, было не о чем, и я не знал, что еще сказать. Наконец я с улыбкой произнес:
— Я ведь достаточно много знаю.
У дяди был такой вид, точно он вот-вот отдаст концы, и в тоже время на его физиономии было ясно написано, что разговор окончен. Я ухмыльнулся и вышел.