– Но в своей смерти виноват не он, Баффи. Он себя не убивал. Я в этом уверена. Папа никогда бы этого не сделал. Он никогда не уходил от ответственности. Если бы дела пошли плохо, он придумал бы способ их поправить.
– Не будь такой наивной. У него не было иного выхода.
Баффи отошла от камина и упала в кресло. Шэннон озабоченно смотрела на мачеху. Она никогда раньше не видела ее такой. Баффи всегда держала себя в руках. Сейчас ее глаза стали злыми, а лицо перекосил плохо сдерживаемый гнев. И если обычно она выглядела не по возрасту эффектно, то сейчас Шэннон видела перед собой усталую немолодую женщину.
– Вчера я говорила с адвокатами, – продолжала Баффи, вынув из серебряной шкатулки сигарету и задумчиво постучав ею о край стола, прежде чем закурить. Откинув голову на диванную подушку, она с наслаждением затянулась, глядя в потолок. Увидев, что на гипсовом карнизе осыпалась краска, она лишь пожала плечами. Это ее больше не беспокоило.
– Все пойдет прахом, – резко бросила она. – И этот дом, и особняк, и все эти старинные вещи, и картины. Адвокаты день и ночь ломали голову над тем, как что-то спасти для нас, но, как видно, все будет продано для оплаты долгов банкам и кредиторам.
Повернув голову, она пристально посмотрела на Шэннон и стряхнула с сигареты пепел легким ударом безупречно ухоженного ногтя. Голос ее звучал теперь ровно и спокойно, и она даже нашла в себе силы обсудить с поваром меню очередного званого обеда.
Шэннон в оцепенении смотрела на нее.
– Слава Богу, у меня хватило ума защитить себя брачным контрактом. Уж этого-то у меня не отнимут, – сказала Баффи. В ее голосе послышалось удовлетворение. – Как, разумеется, и мои драгоценности. На них-то право всегда остается за мной.
О брачном контракте Баффи Шэннон знала все, отец относился к нему как к забавной шутке. По миллиону каждый год плюс первый миллион, и все это вкладывалось в надежные бумаги. У Баффи теперь, наверное, больше пятидесяти миллионов долларов, а ее драгоценности стоят в несколько раз больше. Баффи была очень богатой женщиной.
Горничная принесла кофе и поставила его на столик рядом с хозяйкой. Баффи взялась за серебряный кофейник и, наполнив две чашки, подала одну Шэннон. Девушка быстро поставила ее на пол у своих ног. У нее все еще тряслись руки, и было такое ощущение, что внутри у нее вместо сердца, в котором жили тепло и любовь, теперь зиял бездонный колодец. Она сидела с женщиной, которая шестнадцать лет была ее мачехой. Женой ее отца. И между ними шел такой разговор, словно их жизни сводились к пачке долларов.