Это была спрятанная война, как её сейчас назвали. Люди вокруг удивлялись: «Едешь в Афганистан? Зачем? Там убивают». А мы – жертвы слепой веры. Нам говорили об идеалах Апрельской революции. Мы поверили, потому что мы все привыкли верить, со школьной скамьи. Я убеждаю вас, что это было именно так. Со всеми!
Потом все перевернулось. Вернулись мы другими. Было желание пойти и рассказать кому-то правду. Я ждала, что кто-то первый начнёт, что это все равно когда-то произойдёт…
Если бы передо мной снова встал этот выбор, сейчас бы я в Афганистан не поехала. «Убери! Сотри из памяти, чтобы никто не знал, что ты там была», – пишет мне подруга. Нет, стирать не буду, а разобраться хочу. Время, которое там осталось… Эти годы… Они могли пройти по-другому, в другом месте… Нет, если быть глубоко честной, то я не жалею. Осталось чувство, что ты разделила эту тяжесть, что там удалось испытать большие порывы. Там мы поняли, что нас обманули. Там задумались: почему мы так легко обманулись? Почему нас так просто обманывать? Помню, как у меня расширились глаза, когда я увидела, как много женщин едет на эту войну. Не представляла ничего подобного. Ехала и думала, что я одна такая идиотка, в душе все-таки считала себя ненормальной. А таких, оказалось, тысячи. Конечно, у каждой присутствовал и практический интерес – хотелось заработать, может, и личную судьбу устроить, но наверху, в душе – все-таки жила вера. Мы ехали, чтобы стать нужными, чтобы помочь. Я считала, что женщина должна быть на любой войне. Может, я не могла представить себе другую войну, не такую, как Великая Отечественная. Разве может военный госпиталь обойтись без женщин? Лежат обнажённые… Лежат истерзанные… Даже просто руку положить, передать какой-то заряд. Это же милосердие! Это же для женского сердца работа. Встречала там мальчиков, которые сами напрашивались в опасные операции. Они проявляли героизм, не задумываясь. Они погибали.
Простите, что так сбивчиво высказываю свои мысли… Очень волнуюсь… О многом хочется сказать… Миф о фронтовом братстве родился здесь. Там его не было. Там все можно было купить и продать, в том числе и женщину. На одну ночь… За одну кофточку или косметический набор… Да! Да! Но все равно не это, наверное, главное. Несмотря ни на что, мы оставались романтиками. Верили! Самое страшное произошло потом: уезжали мы из государства, которому эта война была нужна, вернулись в государство, которому эта война не нужна. Обидно не за то, что там что-то не дали, недодали, нет. Нас вычеркнули. Ещё неравно это называлось «интернациональным долгом», сейчас – глупостью. Когда эту грязь перешагнули? Самый большой вопрос. Ищу сравнение… Альпинист поднялся в горы, очень высоко был… И упал, сломал ногу… Его все время тянет в горы… Его всю жизнь будет тянуть в горы… В нас живёт ностальгия… Особенно у мужчин. Они рисковали жизнью, они убивали. И они считают, что они какие-то особенные, раз они убивали. Их коснулось что-то, что не коснулось других. Может, это болезнь какая-то в нас сидит… Или мы ещё не вернулись?..»