Оба соседа Теодора по койке вернулись в помещение, продолжая начатый разговор:
— Мой кузен де Шуазель-Бопрэ-как известно, он в королевском конвое, — так вот он мне подтвердил, что позавчера, прибыв в Орсейскую казарму, Кларк им сказал, как вы сами, очевидно, прочли позавчера в «Деба»… мол, сегодня вечером сможете снять сапоги и спать спокойно и все такое прочее.
— А пока что, — отозвался его собеседник, высокий брюнет, не вынимая изо рта трубки, — а пока что ноги совсем запрели!
Шевалье де Масильян повернулся к ним.
— Я тоже вчера слышал Кларка, он повторил эти слова в приёмной короля… Ничего, рано или поздно снимем сапоги.
Новости вообще-то хорошие, к тому же нынче вечером испанское посольство ужинает в Тюильри, и весь дипломатический корпус во вторник приглашён туда на приём с балом… послезавтра то есть.
«Что это-потребность в самоуспокоении или просто так?» — думал Теодор, который был уже на ногах и кончал свой туалет.
Юный Альфред, которому, надо полагать, было уже восемнадцать, а на вид казалось пятнадцать, с восхищением смотрел на своего кумира. В Гренеле были расквартированы одновременно четыре «алые» роты королевской гвардии-серые мушкетёры, лёгкая кавалерия, тяжёлая кавалерия и конные гренадеры. Альфред де Виньи, частенько заходивший сюда повидаться со своим товарищем по пансиону, проникся самыми дружественными чувствами к этому серому мушкетёру, который высмеивал его манеру вскакивать в седло и научил правильной посадке. Теодор-лихой кавалерист! А какой у него конь-серый, черноголовый, по кличке Трик, и похоже, что этому Трику Теодор отдал всю свою сердечную привязанность… Ему Альфред ни за что на свете не решился бы, как Монкору, показать свои стихи, он писал их втайне от всех. Ну, пора идти к себе в роту.
Тут с порога кто-то окликнул Теодора и заговорщическим жестом приподнял флягу, приглашая выпить, пока ещё не дан сигнал седлать. Юный Альфред чуточку ревновал Теодора к Жюль-Марк-Антуану виконту д'0биньи, подпоручику роты конных гренадеров Ларошжаклена, с которым Теодор охотно ездил кататься верхом к Версалю и которому было, как и Теодору, не меньше двадцати четырех лет. Да и ездил-то он на чистокровном английском гнедом скакуне (Трик за ним едва поспевал) и великолепно брал препятствия. С тех пор как этот гренадер появился в казарме, Альфред перестал существовать для Теодора.
Марк-Антуан уже с самого утра был в полном параде, с волочившейся по земле саблей, в медвежьей шапке на голове, с золотой перевязью поверх красного доломана, отделанного золотым шнуром, в серых рейтузах с золотым кантом, несколько излишне подчёркивавших линию мускулистых ног, которые, привыкнув сжимать конские бока, как бы не совсем уверенно ступали по земле. Очевидно, при входе он услышал слова шевалье де Масильяна и двух соседей Теодора, так как вдруг громко и грубовато вмешался в разговор с решительным видом человека, которого природа, наделив такими мускулами, тем самым наделила и отвагой: