Вполне представляю себе, что говорила ей генеральша Лефевр Денуэтт, убеждая переехать сюда. «Здесь, милочка, совсем особенный уголок, ну кто станет искать вас среди этих бараков, где живут люди весьма скромного достатка, все их богатствоэто кролики и утки да несколько горшков с цветами, есть тут огородники и ремесленники, а кругом наши, надеюсь, вы меня понимаете, люди нашего положения, например Фортюне, который был адъютантом у славного генерала Кольбера, впрочем, они все простые солдаты, как, например, этот милейший Мобер, что ковыляет на своей деревяшке и, только вообразите, бродит по всему кварталу и вступает в разговоры с торговками… Словом, разные ремесленники, натурщики, живописцы, они тут понастроили бог знает из чего мастерских, вечерами через забор виден фейерверк в саду Руджиери, слышно пение, музыка…»
— О чем это ты задумался? — вдруг нетерпеливо воскликнул отец. — Я тут разглагольствую целый час, а он-держу пари-ни слова не слышал! А ну, пойдём завтракать! Неудобно заставлять ждать мадемуазель Мелани.
Цикорный салат удался на славу. Нет нужды спрашивать, чьих рук он творение. По праздникам на кухне оставалась лишь судомойка. А когда мадемуазель Мелани берётся сама за стряпню, пальчики оближешь.
Так вот по каким, оказывается, причинам эта дама не переносит его формы. Теодор тоже начинал ненавидеть свой красный мундир. Не то чтобы он одобрял намерения генерала Лаллемана, решившего повернуть свои войска против короля. Но стоит ли, вообще говоря, отправляться в Мелэн? Драться против своих же французов… Так или иначе, для неё муж-узник стал сейчас подлинным героем. Он же, Теодор, хоть и просил прощения за свой проступок, однако недостаточно просил, а вдруг ей сделалось по-настоящему худо… ведь из-за пустяка в обморок не падают…
— Ты вполне можешь укрыться здесь, время само покажет, как следует поступать; я же тебе говорю, что Новые Афинысамое идеальное место для того, кто хочет ускользнуть от полиции. Проходишь через наш двор, пересекаешь поля-и ты на Монмартре, или, наоборот, спустишься по аллее к улице СенЛазар: скажем, за тобой бегут, ты петляешь и тропинками добираешься до Клиши… или поворачиваешь в противоположную сторону к улице Тур-де-Дам… заходишь в сад Руджиери и среди тамошней ослепляющей роскоши проскальзываешь между столиками, тогда ищи тебя, свищи… или же смешаешься с публикой, пирующей где-нибудь в кабачке на улице Мартир! Или ещё где…
Теодор не почувствовал негодования. Даже не удивился тому обстоятельству, что отец заранее считает их, мушкетёров, объявленными вне закона. Он рассеянно слушал господина Жерико. Он думал: «Баронесса Лаллеман… Каролина… её зовут Каролина… значит, если я останусь, я могу видеть её каждый день… ну а дальше что? Все это глупо». Он думал ещё: «Я могу написать её портрет». И ещё: «Она ненавидит меня за то, что я служу в королевской гвардии». Так проходил семейный обед у господина Жерико.