Да ещё, надо признаться, без серебряных английских часов с репетицией… Они так удобны… и к тому же дороги как память!
Отряд лёгкой кавалерии, проникший вместе со своим командиром во двор, следует в качестве эскорта за принцами и Мармоном.
Гвардейцы конвоя, начинающие терять терпение, уставшие шагать все последние дни и последнюю ночь то вперёд, то назад, сбитые с толку непрерывной переменой направлений, мушкетёры, гренадеры, впервые за долгое время построенные по родам оружия, казалось, с дрожью ждут посреди зеленой просыревшей луговины известного заранее приговора, который им упорно хочется считать не окончательным.
Группа, состоящая из обоих принцев, маршала, господ де Дама, де Полнньяк. д'Экар и герцога де Ришелье в иноземном мундире, подвигается вперёд. За ними следуют господин де Верженн, господин де Мортемар, Сезар де Шастеллюкс, Лористон. Войска выстроены напротив вместе с офицерами, сменившими командиров, которые, все до единого, кроме Мармона, удрали с его величеством. Дождь перестал. В воздухе потеплело. Погода серенькая, сырая, безнадёжно унылая. Господи, как томительно долго длилось ожидание этой страшной минуты. На шоссе выехали в восемь утра, а сейчас уже одиннадцать. Что они там, на ферме, делали битых три часа? Для бритья столько времени не требуется. Говорят, совещались. О чем? Дело как будто ясное: сюда прибыли, чтобы переправиться в Бельгию… понятно, не все… но неужто надо столько часов торговаться, кого брать, кого оставлять? Каждый смотрит на соседа и мысленно задаёт себе вопрос, в какую сторону того направят. Почти все они точно дети… да многие и в самом деле ещё дети. Они боятся, что их покинут, и с ужасом смотрят в сторону Франции-один бог ведает, что их ждёт… и вместе с тем их бросает в жар при мысли, что сейчас придётся сделать решительный шаг, порвать со всем, перейти на чужую землю… То и другое страшит их в равной мере. И неизвестно, какой кому назначен жребий. Вот граф Артуа выехал вперёд. Поднял саблю, отсалютовал верным войскам…
Под открытым небом обращаться с речью к двум тысячам всадников-дело не простое и не лёгкое. Особенно, когда голос уже старческий, надтреснутый. И когда одолевает усталость от долгой бессонницы. Никто не заметил, что, прежде чем начать речь, граф Артуа украдкой перекрестился. Потом потрогал в кармане перламутровые чётки, которые святой отец прислал ему из Рима вместе со своим папским благословением. И только после этого отсалютовал саблей.
Сначала речь графа слышна была вполне отчётливо-может быть, её доносил ветер. Это было краткое слово прощания и благодарности; но вдруг оратора перестали слышать дальше первого ряда; к тому же забеспокоились лошади. Видно, что его высочеству трудно совладать с волнением. Он прощается с войсками, которые не могут неразоруженными перейти в Бельгию— Старая песня.