На темной коже вокруг глаз и рта обозначились свирепые морщины. В верхней части обоих ушей были вдеты блестящие тигриные клыки. Ушные мочки оттягивались до коричневых плеч под весом тяжелых колец. Последним штрихом в портрете этой омерзительной физиономии явились отточенные зубы, покрытые чем-то черным.
Но это было еще не все. Следом за ним в люк заглянула еще пара десятков столь же свирепых рож. Вскрикнув, Вирджиния Максон бросилась назад в каюту. За спиной раздался топот множества ног, сбегающих по трапу.
Когда Номер Тринадцать покинул бунгало, в его сердце разыгралась буря противоречивых эмоций. Его маленький мир был полностью разрушен. Его создатель, человек, которого он считал своим единственным другом и благодетелем, неожиданно ополчился против него. Обожаемое им прекрасное создание либо исчезло, либо погибло. Так сказал Синг. А сам он, как оказалось, — ничто, жалкое убожество. В мире не было для него места, и даже если он отыщет Вирджинию Максон, то она, как заверил его фон Хорн, лишь отшатнется от него и станет презирать от всей души.
Не имея определенной цели и лишившись надежд, он шел под проливным дождем, не замечая ни дождя, ни вспышек молний, ни оглушительных раскатов грома. Наткнувшись на ограду, он остановился, машинально присел на корточки, опершись о забор спиной, и там, посреди яростного шторма, подавил бурю, бушевавшую в его собственной груди. Вновь и вновь возникавшие в его неискушенном сердце кровожадные помыслы он усмирял воспоминаниями о нежном невинном лице девушки, чей образ занял место божества во внутреннем храме его личности.
— Он создал меня, не дав мне души, — повторял он про себя вновь и вновь, — но я обрел душу, моей душой станет она. Фон Хорн не сумел объяснить мне, что такое душа. Он сам этого не знает. Никто из них не знает. Я умнее их, потому что познал, что есть душа. Ее нельзя увидеть глазами, потрогать руками, но тот, кто имеет душу, знает, что она у него есть, ибо она наполняет всю грудь чувством великой чудесной любви к чему-то бесконечно более возвышенному, чего человек не в состоянии постичь примитивными органами чувств, чему-то такому, что возносит человека над бездушными животными и человеческими тварями. Пусть говорят, что у меня нет души, я же буду знать, что она у меня есть, я ее обрел. Отныне она не даст мне причинить другим зло, которое профессор Максон причинил мне, а он-то не сомневается в том, что обладает душой. Она не позволит мне упиваться собственной жестокостью, подобно фон Хорну, а я уверен, что и он считает, будто у него есть душа. И если у дикарей, которые явились сегодня сюда убивать, есть душа, то я счастлив иметь душу такую, какую сам выбрал. Такая, как у них, мне не нужна.