Пенелопа сновала, как челнок, между спальнями и кухней, где варились бульоны и жарились котлеты. Чтобы утихомирить детей, ей приходилось громко кричать. Когда удавалось завладеть телефоном, она звонила учителям, узнавала, что проходили в школе и какие уроки заданы, чтобы дети не отстали от школьной программы. Однако отвлечь их от телевизора и заставить заниматься становилось все труднее. Иногда Пенелопа прятала пульт, но тут же на свет извлекались сборники комиксов. Тогда она ложилась в постель и начинала читать детям вслух что-нибудь более поучительное. Она выбрала «Приключения Гекльберри Финна»: когда-то в детстве ей нравился Марк Твен. Ее дети находили его скучным, они прерывали чтение, бросаясь подушками, а потом, уставшие, засыпали.
Пенелопа пользовалась моментом, чтобы вывести погулять Пирипиккьо, старого и глупого ирландского сеттера, которого Андреа навязал ей одиннадцатью годами раньше, хотя знал, что щенку трудно будет ужиться с кошкой Фризби, принадлежавшей Пенелопе и считавшей себя полновластной хозяйкой в доме. Пенелопа торопливо обходила квартал с собакой на поводке, предварительно передав консьержу деньги и список очередных покупок. Как-то вечером она вдруг сообразила, что уже в который раз подряд машинально надевает одну и ту же юбку и старый свитер. От Андреа не было ни слуху ни духу. Ирена тоже больше ни разу не позвонила, не говоря уж о том, чтобы заглянуть.
Зато позвонила София.
– Как ты? – спросила она.
– Так себе, – уклончиво ответила Пенелопа.
– Что значит «так себе»? – удивилась подруга.
– Хорошо, – устало уточнила Пенелопа.
– Все ясно, – изрекла София. – Тебе паршиво.
– Ну, если тебе это ясно, какого черта ты меня спрашиваешь? – взорвалась Пенелопа и, не удержавшись, всхлипнула.
– Сейчас приеду, – быстро отреагировала подруга и положила трубку, не дав Пенелопе времени возразить.
Когда Пенелопа открыла входную дверь, София предстала перед ней, свежая, элегантная, накрашенная и надушенная. Воплощение здоровой, спокойной, уверенной в себе женщины.
– Господи помилуй, какой кошмар! – начала она, оглядывая Пенелопу и освобождаясь от собольей шубки, легкой, как дуновение ветерка. Тем временем Мария из своей комнаты жалобным голосом звала невестку, а из хозяйской спальни доносился ни с чем не сравнимый шум детской драки.
– Если ты явилась, чтобы усугубить этот кошмар, можешь сразу отправляться восвояси, – неприветливо встретила подругу Пенелопа.
Но София ничуть не растерялась. Она улыбнулась Пенелопе и обняла ее.
– Ах ты моя бедняжечка, – улыбнулась она и тут же очаровательно наморщила носик. – От тебя пахнет твоей кошкой. Дурной знак. Теперь слушай внимательно: я займусь этими маленькими разбойниками и твоей свекровью, а ты живо прими душ, оденься, как подобает цивилизованному человеку, и дуй в парикмахерскую. Нет ничего лучше для поднятия боевого духа.