Алекс удивленно вскинул брови.
– Так вы говорили обо мне?
– Да нет, дело было не совсем так. Но я помню одну вещь, которую однажды сказала Хани.
– И что же это было?
– Она сказала: «Я слепо пошла бы за ним даже в ад».
Алекс вдруг помрачнел. Сабрина еще не видела у него такого лица. Губы его, на которых обычно играла циничная улыбка, теперь были сжаты. С минуту он сидел неподвижно, о чем-то задумавшись. Затем лицо его просветлело, в глазах мелькнул огонек.
– Да, конечно, Хани очень наивна, – повторил он. – Но она сказала правду. Для нее я действительно готов пройти все круги ада. И это говорю я, тот, кто считает, что в мире не так уж много людей, ради которых стоит пошевелить хотя бы пальцем.
Сабрина вспыхнула.
– Довольно цинично! А я с тобой не согласна. На свете много людей, которые заслуживают самой большой любви, какую мы только можем им дать. Неужели тебе не встречались такие? А твои родители?
– Я их теперь почти не вижу. Я общался с ними, только когда был маленьким мальчиком.
Глаза Сабрины удивленно округлились. Что же произошло с его родителями? Даже если они развелись, Алекс все равно, по идее, должен был остаться с кем-то из них.
– Они в разводе? – спросила она.
– Нет, они по-прежнему вместе. – Он усмехнулся. – Хотя вместе они в основном благодаря моему деду с его нелюбовью к разводам. Они не смогли отказаться от того, что он им предложил в обмен на ребенка. Так что родители меня, можно сказать, продали.
Сабрина была поражена.
– Продали?
– Мои родители считают Седихан слишком отсталой, даже дикой страной. Им больше по душе прелести европейской цивилизации. – Алекс попытался улыбнуться, но голос его дрожал. – Они отдали меня в полное распоряжение деду, когда мне было всего восемь лет, в обмен на шикарную виллу в Каннах и очень неплохое пожизненное обеспечение.
– И они тебе об этом так и сказали? – поразилась Сабрина.
Он помотал головой.
– Нет. Но дед показывал мне контракт. – Он посмотрел на нее. На какое-то мгновение в его глазах промелькнула боль, и она отозвалась в душе Сабрины. Но потом его лицо снова приняло обычное непроницаемое выражение. – Дед правильно сделал, что мне его показал. Благодаря этому я еще, ребенком понял, что даже родным отцу и матери не всегда можно доверять.
Сабрина похолодела. Каково это было пережить восьмилетнему мальчику! И вряд ли у кого-либо хватило бы смелости упрекать Алекса в цинизме за его слова!
– Господи, – прошептала она, – да ведь тебе было всего восемь лет! Твой дед мог бы и подождать!
– А зачем? У моего деда достаточно мужества, чтобы называть вещи своими именами. Я думаю, что он по-своему всегда заботился обо мне. А сказал он это не для того, чтобы причинить мне боль. Он хотел оградить меня от того, чтобы я однажды не попался на удочку к своим родителям, если им вдруг понадобится использовать сына в каких-то своих грязных играх.