Но Мелоди ничего не могла поделать с собой. Низкие, ленивые перекаты его голоса заставляли ее наблюдать за ртом Джеймса; она была загипнотизирована движениями его губ, произносивших слова, зато содержание, смысл слов совершенно ускользали от ее понимания. В сущности, Джеймса можно охарактеризовать единственным словом – и речь не идет об «отвратительном», «наглом», «презренном», достаточно сказать, что он «сексуальный» Вот это слово.
Что бы он ни сделал, что ни говорил, все было пропитано сексом. Но самое невероятное – или самое опасное? – в нем то, что он или не знал этого, или не придавал этому значения. Он так старался не запутаться с Мелоди, что забывал о воздействии, какое он на нее оказывал.
И в этом таилась главная угроза. Чем чаше она виделась с ним, чем лучше его узнавала, тем глубже притягивала ее паутина очарования. Джеймс не принадлежал к тому типу мужчин, среди представителей которого Мелоди, по ее предположениям, могла бы найти своего избранника. Она не думала, что за такого, как он, могла бы когда-нибудь выйти замуж. С ее точки зрения, Джеймс не мог сыграть ни одной из жизненных ролей, которые импонировали бы ей. Но несмотря ни на что и даже несмотря на то, что он временами доводил ее до белого каления, Мелоди видела в нем единственного мужчину, который заинтриговал ее и был способен бросить ей вызов. Она знала, что скучать с ним не придется раньше, чем проживешь всю жизнь и еще кусочек загробной.
– А что ты можешь сделать мне, Джеймс? – мягко спросила Мелоди, продолжая смотреть на него «такими глазами».
Большие пальцы его рук скользнули по ее горлу вниз под халат. Они исследовали ключицы линию плеч. Джеймс прижал ее к себе так тесно, что у Мелоди не было ни малейших сомнений относительно того, что он хотел бы сделать и что произойдет, если он не будет отвечать за себя И она почувствовала в себе ответное желание которое всполошило ее. Она поспешила зажмуриться чтобы глаза не выдали ее.
– Я могу поцеловать тебя, – пригрозил он, дыни ей в лицо, – а потом и овладеть тобой прямо здесь, на полу кухни.
Мелоди была шокирована не столько смыслом сказанного, сколько гневом, прозвучавшим при этом. Глаза ее широко раскрылись, она воскликнула, но так словно отвечала шуткой на шутку:
– Нет, на полу – нет!
– Тогда открывай чертову банку с фасолью и прекращай играть в игрушки.
Игрушки, возмутилась Мелоди. В жизни она никогда не была серьезнее.
– Я не играю, – запротестовала она. Джеймс отодвинулся, и вместо его тепла ее объял холод. – Нет, ты играешь. Ты изображаешь гранд-даму забавляющуюся с чувствами неотесанного деревенского парня. Что ж, можешь не бояться. Я тебе уже говорил, что не собираюсь подавать в суд. Если бы ты осталась вчера в студии, выслушала меня и не летела сломя голову, я бы все рассказал на глазах у половина жителей этого маленького фешенебельного городка И когда зануда-Хеллерман мог бы помолчать, а я бы ушел из его закосневшей в грехах телевизионной стуши, так и не загоревшись желанием дать ему в морду.