В редкий случай непрогула творческого семинара я влетела в аудиторию, опоздав, с охапкой белых роз. Розы обозначали, что муж на гастролях, сыновья в детском саду или у бабушки, а в духовно-половом образовании очередной взлет. Однако студенты вцепились в розы презрительными взорами. Положив цветы на стол, я сделала лицо, называющееся «ой, как интересно!», и начала слушать сценичные тривиальности Розова и эстрадные байки Вишневской, собственно, ничего другого они студентам предложить не могли, потому что в смысле педагогическом обоим медведь на ухо наступил. Прозвенел звонок, и Инна Люциановна объявила:
— Сегодня у нас всех праздник, юбилей Виктора Сергеевича. Вон даже Гаврилина, от которой ничего, кроме провокации, не дождешься, пришла с розами! — Я похолодела и начала нервно запихивать розы в стол.
— Молодец, — похвалил ушлый однокурсник сзади. — Гордая, гордая, а на юбилей — с розочками, всех обскакала.
— Дурак, — зашипела я, — я не знала. Это мои розы, я их не отдам.
— Ну, тогда ты влипла, — посочувствовал он.
— Сегодня вечером мы встречаемся в Колонном зале, где я буду произносить речь о вкладе Виктора Сергеевича в мировую культуру. И я ее произнесу так, что все зарыдают. Но сейчас перед вами я могу сказать Виктору Сергеевичу все, что думаю, — сказала Инна Люциановна, и дальше пошел текст «посильней, чем «Фауст» Гете». Студенты хохотали, краснели и боялись поднять на мэтра глаза. А он улыбался с ледяными глазами, но прервать не решался. Инне Люциановне было позволено все по некоторым неофициальным параметрам ее власти в институте. Когда выходная ария Вишневской иссякла, она повернулась ко мне и скомандовала:
— Ну, а теперь вручай цветы! — Видимо, взор мой был налит такой кровью, что она, как дама сверхинтуитивная, решила переиграть. — Впрочем, лучше не сейчас, а в Колонном зале.
С пятном позора в виде роз я поплелась в Дом актера, чтобы скоротать время до вечера и продемонстрировать всем, а главное — Розову, невручение цветов.
Выбросить розы, подаренные возлюбленным, не поднималась рука. Я начала их трудоустраивать.
— Что я скажу своему мужу, явившись домой с цветами? — в один голос ответили встречные знакомые дамы.
— Сегодня ты мне подаришь розы, а завтра потребуешь, чтоб я на тебе женился, — отпрыгнул приятель-театровед.
— Что ты этим хочешь сказать, что я подонок, а ты святая? Я ведь тебе таких цветов никогда не дарил! — заорал бывший любовник-артист в буфете.
Отчаявшись, я нажала кнопку лифта, едущего вниз, и когда двери открылись на четвертом и передо мной возник печальный талантливый режиссер, собравшийся вниз, истерически завизжала: