Однако Джилл отлично знала его, знала, что это лишь прелюдия к вопросу или просьбе. Внезапно ей стало немного жаль Стивенса: густые светлые волосы давно не мыты, плотное коренастое тело – когда-то ей показалось, что оно таит скрытую силу – дрожит, как в ознобе. Но чувство жалости быстро улетучилось. У нее был тяжелый день.
– Зачем же было ждать до сих пор? Мог бы извиниться на воскресном брифинге.
Он покачал головой:
– На воскресный брифинг я так и не выбрался. Легкое похмелье. Ты, наверно, заметила, что меня не было?
– С какой стати я должна была это заметить? Там было полно народу, Джим.
Эти слова причинили ему боль, но он проглотил обиду.
– Ладно, не заводись, – сказал он, – прости меня.
– Прощаю. – Она попыталась сесть в машину.
– Может, выпьешь со мной стаканчик? Чтобы, так сказать, скрепить перемирие.
– Прости, Джим, я занята.
– Встречаешься с этим Ребусом?
– А если и с ним, так что же?
– Берегись, Джилл. Похоже, он совсем не тот, кем кажется.
Она на мгновение замерла.
– Просто будь осторожна, – продолжал Стивенс. – Хорошо?
Больше он пока ничего не скажет. Заронив семя подозрения, он даст ему время прорасти. Потом он подробно ее расспросит, и тогда она, вероятно, согласится все рассказать.
Он повернулся к Джилл спиной и, сунув руки в карманы, направился в бар «Сазерленд».
В эдинбургской Центральной публичной библиотеке, большом строгом здании старой постройки, расположенном между книжным магазином и банком, бродяги устраивались поудобнее на короткий дневной сон.
Словно желая обмануть судьбу, они приходили сюда, чтобы продержаться несколько дней, остававшихся до выплаты очередного государственного пособия. Полученные деньги они проматывали за один день (самые бережливые, возможно, за два). Веселились вовсю: вино, женщины, разудалые песни.
Отношение сотрудников к этим пропащим людям колебалось от крайне нетерпимого (выражавшегося персоналом посолидней) до сочувственно-глубокомысленного (самые молодые библиотекари).
Поскольку библиотека была публичная, а умудренные опытом скитальцы в самом начале рабочего дня брали книжку, с ними уже ничего нельзя было поделать, если только они не принимались буянить, в каковом случае тотчас же появлялся охранник.
Вот они и спали на удобных стульях, подчас под пристальными взглядами тех, кто задавался риторическим вопросом, на это ли рассчитывал Эндрю Карнеги, финансируя много лет тому назад первые общедоступные библиотеки. Спящие, ничего не имея против этих взглядов, продолжали видеть сны, хотя никто не пытался выяснить, что им снится, да никому и не было до этого дела.