Он хотел развязаться со мной. Но так, чтобы в разрыве была виновата я. Если мои догадки правильны, я знала, какое жестокое меня ждет разочарование.
Я попыталась взять себя в руки, но бежать от правды не хотела. Надо убедиться. Надо проверить: права я или все выдумала… И я сказала – не потому, что считала это уместным доводом, а потому, что хотела спровоцировать Клавьера на ответ:
– Задумайтесь еще раз, Рене. Кто отец ребенка – это лишь одна сторона вопроса. Ребенок, чей бы он ни был, спас мне жизнь! Неужели это не имеет никакого значения?
Он окинул меня пристальным холодным взглядом. Не до конца зная меня, он, может быть, допускал, что я буду просить, что ради возможности быть с ним поступлюсь достоинством.
– Ничем, кроме ребенка, вы не могли бы меня теперь привлечь. Ребенок не мой, стало быть, вопрос на этом закрыт.
Это было жестоко. Я ощутила, как кровь отхлынула от сердца. У меня еще хватило мужества напомнить:
– Вы забываете, что с такой же вероятностью это может быть и ваш ребенок, сударь.
– Оставьте меня в покое! – взорвался он. – Рекомендую вам поискать отца для своего ребенка в другом месте, мне все это осточертело! На этом наше пари закончено, точка, мадам, финал, вы понимаете это?!
Я понимала. Я поняла это еще за десять минут до его слов. Но меня просто-таки обожгло раздражение в его голосе и презрение во взгляде, которым он окидывал меня. Один раз он уже смотрел на меня так… когда-то давно, возле театра «Комеди Франсез», когда меня стошнило. Меня словно хлестнули кнутом, Я сделала то, чего сама от себя не ожидала.
Я рывком подалась к нему и плюнула ему в лицо.
Да, плюнула. Я сама не знала, как это получилось. Это было как мгновенное сумасшествие. Я поняла, что сделала, когда оказалась в прохладном коридоре женского отделения.
Надо было ударить, закатить ему пощечину, а не плеваться… Как только он вытерпел это. Впрочем, что мне за дело до него? Пропади он пропадом! Да и было бы кого бить – какой-то мерзкий приказчик…
«Подонок», – подумала я, и мне стало немного легче.
Я остановилась, прислонилась к стене. Ноги у меня дрожали, голова шла кругом.
– Боже мой, – прошептала я, – до какой степени я была глупа.
В этот миг один из малышей так сильно шевельнулся во мне, что я не сдержала возгласа боли. Ну вот, и они тоже… Тоже делают мне больно, как и их отец. Кто бы он ни был, он был подонок. Слезы выступили у меня на глазах; прижавшись лбом к холодной стене, я зарыдала.
– Нет, – пробормотала я сквозь слезы, – вы мои. Только мои малыши. Вы не того и не другого. Вы спасли мне жизнь. И если это не интересует его, то это интересует меня, и за то, что вы меня спасли, я буду вас очень любить. Наперекор ему…