– Но теперь люди не настолько наивны, правда? Ведь на самом деле вы не рассчитываете, что узнаете о человеке все, просто посмотрев ему в глаза?… – Костелло тоже подался вперед. – Смотрите как следует, инспектор, потому что выставка закрывается.
Ребус ответил таким же прямым взглядом. Костелло первым не выдержал напряжения; он моргнул, потом отвел глаза. Глядя в сторону, он велел Ребусу убираться, но когда тот направился к двери, молодой человек снова его окликнул. Обернувшись, Ребус увидел, что Костелло тщательно вытирает сигаретную пачку носовым платком. Проделав то же самое с зажигалкой, он швырнул оба предмета вслед инспектору. Сигареты и зажигалка упали на пол возле его ног.
– Я думаю, они нужнее вам, чем мне.
Ребус наклонился и поднял свои вещи.
– Зачем тебе понадобилось их вытирать?
– Осторожность никогда не повредит. – Костелло нехорошо рассмеялся. – Ведь улики порой можно найти в самых неожиданных местах, не так ли?
Ребус выпрямился, но промолчал. Когда он выходил из двери, Костелло пожелал ему спокойной ночи. Ребус ответил тем же, но не раньше, чем спустился на пару лестничных пролетов. Он все думал о том, почему парень вытер сигаретную пачку и зажигалку. Ребус проработал в полиции много лет, но еще ни разу не видел, чтобы подозреваемые проделывали что-то подобное. Значит, Костелло боялся, что его могут подставить.
Или же хотел изобразить, будто боится. Ребус понял, что молодой человек совсем не простак. Он явно из тех, кто способен просчитывать на два шага вперед.
Стоял один из тех прохладных, неопределенно пасмурных дней, какие в Шотландии могут относиться как минимум к трем из четырех времен года. Небо было голубовато-серым, как кровельный шифер. Дул ветер, который отец Ребуса назвал бы «пробойным». Как-то раз (собственно говоря, не один, а много, много раз) мистер Ребус-старший рассказал сыну историю о том, как морозным зимним утром он зашел в бакалейную лавку в Лохгелли. Хозяин лавки стоял возле электрического камина. Отец Ребуса показал на застекленный прилавок и спросил: «Никак завезли эрширскую грудинку?» На что хозяин, стоявший к нему спиной, ответил: «Нет, я просто грею руки». Отец клялся, что этот рассказ – чистая правда, и Ребус, которому тогда было лет семь или восемь, ему вполне верил, но сейчас он думал, что его папаша где-то услышал этот избитый анекдот – услышал и немного изменил, придав ему более или менее правдоподобный вид.
– Не часто приходится видеть, как вы улыбаетесь, – сказала Ребусу знакомая бариста, подавая ему двойной латте. Это были ее слова: «бариста», «латте». Когда Ребус впервые заговорил с девушкой о ее работе, ему послышалось, что она назвала себя «барристер», и он озадаченно спросил, что заставило ее подрабатывать в подобном месте. Она торговала кофе, чаем и легкими закусками в переоборудованном из старой полицейской будки ларьке на углу Медоуз, и Ребус часто останавливался там по пути на работу. Каждый раз Ребус заказывал кофе с молоком, и каждый раз она его поправляла. «Латте». «Двойной латте», – уточнял Ребус. В этом не было особой нужды, так как девушка давно выучила, что нужно ее постоянному клиенту, но Ребусу нравилось произносить эти слова.