Джек, уставясь в одну точку, больше не видел перед собой помещения гильдии: он видел дом Роваса и Тариссу, сидящую у огня. То, что сделала с ним она, никакими благими намерениями оправдать нельзя. А мать с ее недомолвками и желанием умереть? А отец, бросивший Джека еще до того, как тот родился? Оба родителя его бросили, и ничем их нельзя оправдать.
И Джек, сидя среди шумных объедающихся пекарей, задумался: был ли какой-то смысл во всем этом? В смерти матери, отступничестве отца, предательстве Тариссы?
Пухлая рука заботливо подлила пива ему в чашу.
- О чем задумался, парень? - спросил Экльс.
Джека охватило раздражение. Еще немного - и он, как ему казалось, все бы понял, а Экльс помешал ему.
- Вот что: пойдем-ка со мной. Бери свое пиво и еду, сколько унесешь.
Экльс пошел к боковой двери, а Джек последовал за ним, взяв только чашу. Аппетит у него пропал. Громадный круглолицый пекарь привел его в небольшую горницу, где в очаге ярко пылал огонь.
- Садись, - сказал Экльс, кивнув на скамейку, придвинутую к огню.
Джек сел и спросил:
- Вы вернетесь обратно к ним?
- Нет, - решительно потряс головой Экльс. - Все это я не раз уже слышал и наперед знаю, чем у них кончится. Они решают сейчас, обнародовать наше древнее пророчество или нет.
Джеку вдруг стало жарко.
- Какое пророчество?
Экльс пристально посмотрел на него.
- Ну что ж, ты пекарь, мы в этом убедились, и, раз ты нечаянно раскрыл самый большой наш секрет, я не вижу вреда в том, что ты узнаешь еще один. Он захватил с собой полный мех эля и снова подлил Джеку. Джек и не заметил, что уже осушил свою чашу. - Пекарская гильдия существовала в Аннисе еще до того, как он стал называться городом. Еще в те времена, когда здесь селились искавшие уединения мудрецы, мы уже выпекали для них хлеб. Вопреки общему мнению Аннис вырос на дрожжах, а не на премудрости.
Джек не сдержал улыбки: известно, какие пекари гордецы.
- И вот однажды, - продолжал Экльс, - некий пекарь испек хлеб для человека, именовавшего себя пророком. Испек, принес - и только тогда узнал, что мудрецу нечем заплатить. Пророк голодал и стал умолять пекаря оставить ему хлеб. Пекарь был добрый человек и сжалился над пророком. Свежий хлеб он ему, конечно, не оставил, поскольку в дураках себя не числил, зато отдал черствые вчерашние хлебы. Мудрец остался ему благодарен, и пекарь с того дня всегда отсылал мудрецу черствый хлеб.
На следующую зиму мудрец подхватил чахотку - ведь мудрецы сложены не так добротно, как мы, пекари, - и, лежа на смертном одре, призвал пекаря к себе. Тот стал уже мастером гильдии, но тут же явился на зов, словно простой подмастерье. Мудрец взял его за руку и сказал: "Я позвал тебя, чтобы уплатить свой долг. Денег, как тебе известно, у меня нет, но я заплачу тебе пророчеством". И с тех самых пор гильдия хранит в тайне то, что сказал тому пекарю мудрец. Слова эти передаются из поколения в поколение, от отца к сыну.