Инспектор выразительно посмотрел на накрытый столик: бутылка вина, фрукты, конфеты. Два бокала тонкого стекла. Бутылка была пуста наполовину, в бокалах красноватые лужицы. На одном след от губной помады.
– Ну-ну… – сказал он. – Ну-ну… Документы у вас есть?
Она раскрыла сумочку, которую все это время крепко держала в руках.
– Туристка… – пробормотал он, листая паспорт в красной обложке. – Из России. Лариса Головлева. Ясно, – он закрыл паспорт, положил его в карман.
– Ронен, в спальне еще один телефон! – крикнул Шимон.
– Да? Значит звонили, возможно, с него, – он сказал женщине: – Мне придется задержать вас. Я должен задать вам несколько вопросов. Но не здесь.
Головлева послушно поднялась.
– Я поеду в полицию? – спросила она.
Ронен Алон кивнул и добавил:
– Надеюсь, что ненадолго, – он сам в это не особенно верил.
Головлева чуть нахмурилась.
– Я могу привести себя в порядок? – она вынула из сумочки косметический набор.
– Пожалуйста. Только поторопитесь.
Ожидая женщину, инспектор прошелся по комнате, заглянул в спальню. Вернулся к столику. Вызванные Нохумом Бен-Шломо санитары уже унесли тело.
Лариса Головлева вернулась. Пребывание в ванной комнате не особенно ее изменило – по мнению инспектора. Разве что губы стали чуть ярче, но это лишь подчеркивало мертвенный цвет лица.
– Я готова, – сказала она ровным, чуть напряженным голосом.
– Дани, проводи госпожу Головлеву в машину, – велел Алон.
– Ронен, посмотри, – сказал вдруг Дани. Инспектор повернулся. Дани стоял у книжных полок и держал в руках какую-то фотографию.
– Что там? – спросил инспектор.
Дани кивнул на женщину:
– Она.
Натаниэль Розовски проснулся от заунывно-трагического крика торговца-араба под окнами:
– Ковры!.. Ковры!..
Он кричал с надрывными переливами, и в то же время монотонно, не меняя интонации, периодически переходя с иврита на русский.
Натаниэль поднялся, взглянул на часы и присвистнул. Восемь, проспал все на свете… Через мгновение он вспомнил, что с сегодняшнего дня в отпуске, и значит никуда не опоздал и никуда не торопится. И не будет торопиться, по крайней мере – в течение ближайших десяти дней.
Он надел джинсы, валявшиеся у кровати, пригладил взъерошенные со сна волосы, подошел к окну. Слава Богу, уже осень. Сразу после праздника Суккот в этом году зарядили дожди, и летняя жара быстро сдала свои позиции. Из окна тянуло свежим ветерком. Натаниэль с удовольствием подставил лицо ласковым прохладным струям воздуха.
Внизу, возле подъезда стоял рыжий торговец. Один ковер был переброшен через плечо, второй он держал в руке. Розовски узнал его. Торговца звали Салех, он жил в Газе, появляясь на улице Бен-Элиэзер с регулярностью зимних дождей, каждую среду в последние пять лет. Натаниэль прикинул, что либо ковры были из бумаги и хозяева их выбрасывали с той же периодичностью, либо коврами обивали стены и потолок, устилали подъезды и мостовые. Во всяком случае, Салех должен был обеспечить коврами если не весь Тель-Авив, то, во всяком случае, добрую его половину.