«Ну, не делай из этого трагедии. Все равно, зрителей нет, никто не подойдет, не погладит по волосам, не скажет: ну расскажи, выговорись, станет легче, а я тебя утешу, недаром ведь мы с тобой навсегда связали свои жизни… Но Зоя и там не выступила в твою защиту. Отреклась. Зрителей нет».
Устюг решительно поднялся и стал раздеваться. Раскрыл кокон – никогда не пользовался им в каюте… Улегся. Подвигался. Удобно. Хорошо. Пусть кто хочет торчит сейчас за ходовым пультом. Он будет спать.
Устюг нажал рычаг, и крышка опустилась. Этим он как бы отрезал себя от остального корабля. Можно было лежать без забот.
От приборов, правда, и здесь было не уйти: кокон как-никак был капитанский. Устюг постарался лечь так, чтобы шкалы не маячили перед глазами, чтобы их слабый свет не проникал сквозь опущенные веки.
Он думал, что не уснет, но сон неожиданно пришел, мягкий, спокойный. Капитан умел расслабляться и сейчас заставил себя расслабиться.
Он уснул и не слышал, как женские шаги приблизились, как отворилась дверь. Через мгновение она затворилась, и шаги медленно прозвучали, удаляясь.
Капитан Устюг спал.
Молодости принадлежит будущее, повторял про себя Луговой. Он сидел на центральном – капитанском – месте за пультом, пальцы его лежали на клавиатуре, и корабль был готов рвануться, вломиться в сопространство, повинуясь его, Лугового, воле, и привести людей туда, куда они хотят.
Нажимом клавиши он включил первую группу диафрагм, и улыбка возникла на его лице, когда он ощутил перегрузку, означавшую, что машина начала разгон.
По внутреннему времени была ночь, когда они вырвались из сопространства в намеченном районе близ звезды НК-7878.
Луговой рассчитывал выйти в полумиллиарде километров от светила, чтобы затем, уменьшая скорость, пересечь пространство, в котором, возможно, существовали планеты, и попытаться отыскать хотя бы одну из них. Однако неизбежная в таких случаях неопределенность на этот раз сыграла с ними невеселую шутку: корабль оказался значительно ближе к центру системы, чем ожидалось.
Штурман включил обзор и невольно зажмурился: такой поток света хлынул в глаза. Через мгновение включились фильтры, и на экран стало можно смотреть.
Звезда пылала перед ними, и огненные пряди ее короны развевались, как волосы исступленно проповедующего фанатика.
Луговой с тревогой взглянул на приборы. Курсовая линия почти точно упиралась в центр светила. Интегратор скорости показывал, что для того, чтобы изменить курс и не сгореть в пламени звезды, нужно было тормозить – тормозить быстро, на пределе допустимых перегрузок.