Карачаров не хотел откровенничать, но как-то само по себе получилось, что он развел руками и сказал!
– Да вот что-то не очень вяжется…
Она наклонилась еще ближе; он даже ощутил запах духов.
– Вам не хватает знаете, чего? Женщины. Чтобы поплакать, чтобы потом устать и уснуть, ни о чем не думая. Нет, я вовсе не свихнулась на этом – я знаю, что говорю.
Она выпрямилась и пошла к выходу, ступая упруго, как девушка. Тоже сыграла или в этот момент, может быть, ощущала себя такой?
– Вот черт, – сказал физик, чувствуя, что краснеет.
Петров выпустил струйку дыма и поглядел вслед Инне. Когда она вышла, старик проговорил:
– Она – женщина, будьте уверены.
– Не сомневаюсь, – буркнул физик.
– Пожалуй, единственная у нас. И спятит, вот увидите. Женщина – та, кто не может без любви. К человеку, к идее, ко времени – к чему угодно. Вот насчет остальных у меня сомнение.
– Вы это преподавали школьникам? – сердито спросил Карачаров.
Петров искоса взглянул на него.
– Косность мышления, – сказал он. – Если вам, предположим, представляют человека в качестве садовника, то вы по инерции думаете, что он всю жизнь был садовником, этого хотел, этому учился. А может быть, год или два назад он исследовал вулканы где-нибудь на Ливии или в системе Антенны.
– Ага, – сказал сбитый с толку физик. – Значит, вы работали на Ливии?
– Нет. Просто я мыслю образами.
– Тогда вам надо беседовать с Истоминым.
– А вам – с доктором Серовой, – заявил Петров. – Именно этого вам хочется.
– Неужели? – спросил физик не без иронии.
– Именно.
Физик хотел вспылить, но раздумал.
– Кажется, так оно и есть, – сказал он мрачно. – Ну, и что?
Петров не ответил – он вытащил из пачки надорванную сигарету и теперь сосредоточенно заклеивал ее клочком бумаги.
Набег, думал Нарев. Просто какой-то пиратский набег. Интересно…
Он шел в инженерный пост к Рудику и посмеивался. Шел, хотя пассажирам заходить в энергодвигательный корпус не рекомендовалось – это была вежливая формула запрета.
Увидев путешественника, Рудик, кажется, удивился и несколько мгновений колебался, не указать ли гостю на дверь. Но чувство гостеприимства одержало верх, и инженер, стоически справившись с удивлением, указал Нареву на стул и достал чистый стакан.
– Сейчас, – сказал Рудик, – я вам заварю свеженького.
Они пили чай долго и серьезно, словно занимались тонкой работой. Разговаривать за чаем было удобно: в нужный момент можно было помедлить с ответом, отпив глоток и долго смакуя чай; это Нарев знал давно.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем он сказал:
– Что-то вы редко показываетесь наверху.