– Нет, Лоуренс, так не пойдет, – сказал вдруг Отчаянный. – Не могу я наслаждаться тут жизнью, когда дома воюют. И должен же кто-то рассказать английским драконам, что все может быть совсем по-другому. Мне будет недоставать Мэй и Цянь, но счастье недоступно для меня, пока Максимусу и Лили живется так скверно. Я думаю, что должен вернуться назад и поменять все в лучшую сторону.
Лоуренс не знал, что ответить. Он часто корил Отчаянного за революционные мысли и склонность к пропаганде, но только в шутку; ему и в голову не приходило, что когда-нибудь Отчаянный займется пропагандой вполне сознательно. Он не знал, как отнесутся к этому власти, но был уверен, что ничего хорошего ждать от них не приходится.
– Отчаянный, так нельзя… – начал он и осекся, видя, как вопросительно смотрят на него эти голубые глаза. – Ты меня пристыдил, голубчик. Конечно же, мы не можем оставить все так, как есть, – ведь теперь нам известно, что существует другой порядок, гораздо лучше.
– Я знал, что ты согласишься, – обрадовался Отчаянный. – Кроме того, – добавил он более прозаично, – мать говорит, что селестиалам не полагается воевать, а учиться и учиться все время не очень-то весело. Поедем-ка лучше домой. – Он снова взглянул на свой пергамент со стихотворными строками. – Корабельный плотник сможет мне сделать такие рамки, ведь правда?
– Целую дюжину, голубчик ты мой. – Лоуренс, преисполненный благодарности и немалого беспокойства, прислонился к Отчаянному и посмотрел на луну. Надо было вычислить, когда наступит прилив, благоприятный для отплытия в Англию.