– Напрасно меня вели сюда сопровождающие, – сказал доставленный к Шубникову Бурлакин. – Я бы и сам сегодня пришел. Но беседовать, полагаю, мы будем без свидетелей.
Сопровождающие удалились.
– Все, – сказал Бурлакин. – Надо прекращать. Сушить весла. Снимать червей с крючков. И ты это понимаешь.
– Я не понимаю, – суетливо заговорил Шубников. – Не понимаю! Рано. Не понимаю!
– Твое дело. Я ухожу.
– Это измена! – вскинул руки Шубников. – Ты – предатель!
– Не юродствуй, – сказал Бурлакин.
– Да, ты – предатель! Это постыдное бегство! Измена!
– Считай как хочешь. Я сыт игрой и развлечением.
– Тебе не было интересно? Ты лжешь!
– Поначалу, по безрассудству, было, – сказал Бурлакин. – Но я повзрослел и посерьезнел. И увидел, что для меня здесь все чужое. Увидел, к чему все может привести. Понял, что мне лишь дозволили тешить себя чужими игрушками. Ты заказывал, я придумывал, но все это было не мое, не мной сотворенное, а мне лишь поданное неизвестно зачем. Стало быть, и я был устройством при чужих игрушках и устройствах. А это не по мне. Опыт следует прекратить. Он не удался. Он может принести лишь вред. Он и сейчас приносит вред.
– Мы же мечтали, – с пафосом произнес Шубников, – исправить и улучшить нравы!
– Ты об этом говорил. Но не я.
– Да, я говорил об этом! Я! И была ли у меня тогда и сейчас корысть? Вот эта кровать и вот эта шинель – и вся моя награда. Стали бы люди лучше и жили бы лучше!
– Твоя Палата лучше их не сделает. Напротив.
– Это спорно! Это спорно! Хотя, предположим, пока не делает. Но они сами таковы, что сразу не могут истинно понять, что им нужно. И пусть, пусть их заблуждения дойдут до крайности, пусть загнивают их души, пусть созреет и станет багровым нарыв, тогда-то и наступит раскаяние, а потом и обновление.
– И это ты поведешь останкинских жителей сквозь искушения, сквозь раскаяние к обновлению?
– Я. Мне так назначено. Моей натуре и моей воле! – гордо произнес Шубников.
– Ничто и никем тебе не назначено, – сказал Бурлакин. – А твоя воля – просто похоть.
– Не оскорбляй меня! Не дерзи судьбе! Я все отдам людям!
– Эти люди для тебя – цифры, знаки, спички, окурки. Семена и торф для опытов. Помнишь, что пели подданные Додону у Римского-Корсакова: «Без тебя мы и не знали, для чего существовали. Для тебя мы родились и детьми обзавелись». Тебе ведь нужны такие люди. Взмахнешь рукой – и они станут пожирать семечки. А потом еще что-либо, что придет тебе в голову. Угомонись, сдай пай, заживи человеком, а не избранником и пророком, тебе же будет легче и всем в Останкине, хотя многого уже и не исправишь.