Тирмен (Олди, Валентинов) - страница 195

Молчала каруселька. Не просто, а со значением. Все понимаю, шеф, кормилец ты и поилец, но…

Пиф-паф! Пиф-паф! Может, клиент пульки не кладет, забывает? С него, не от бога который, станется. Зато азартен, полпенсии просадит, не почешется. В каком-то смысле идеальный посетитель.

Глумливый смех мишеней можно было услышать без всякой телепатии. Слева направо, от верхнего ряда до нижнего:

– Мазила! Ма-зи-ла! Ма-а-а-ази-и-и-и-ила-а-а-а-а-а-а-а!!!

Пиф-паф! Дзинь! Хорошо, хоть не в окно. Вставляй потом, зови стекольщика с Благовещенского рынка!

– Не попал! Слышь, старшой, не попал! Ни разу!..

А это, значит, отчет о результатах. Ты еще рапорт напиши, снайпер хренов!

– Ма-зи-ла! Ма-зи-ла! Ма…

Петр Леонидович Кондратьев почувствовал, как сжалось болью никогда не хворавшее сердце. Тусклый свет «нулевки» поблек, взялся белесыми пятнами, подернулся синим туманом. «Синий туман. Снеговое раздолье, тонкий лимонный лунный свет…» Есть вещи, до которых нельзя доживать. Их нельзя видеть. О них нельзя думать.

Боль в сердце росла, подступала к горлу, холодом спускалась к пальцам.

– Не попал, не попал, не попал! Ни разу! Рекорд, рекорд!..

Старшина в отставке Андрей Иванович Канари. Пешавар, год Anno Domini 1983-й, прицельный выстрел по движущейся цели, два километра триста пятьдесят метров. «Райфл» Браунинга в снайперском варианте…

Тирмен Кондратьев впервые в жизни пожалел, что не умер раньше. Закрыл глаза. Оба глаза.

– Не попал! Не попал!..

Отпустило. Словно знакомая рука легко, неслышно коснулась груди, прогоняя боль и отчаяние.

«Не время, тирмен, тирмен…»

Старик с трудом выдохнул застрявший в горле воздух. Великая Дама права в отношении своих верных рыцарей. Умирать рано. Незачем – и не с чего. Тирмена Канари давным-давно нет. Есть Адмирал Канарис, псих из парка. Безумец, увешанный орденами, как новогодняя елка – игрушками, явился в тир прострелять двадцатку с пенсии.

«Под облака летя вперед, снаряды рвутся с диким воем!..» Промахнулся! Промахнулся! Мимо, мимо, мимо!.. «Пилоту недоступен страх, в глаза он смерти смотрит смело…»

Стрелял псих – не попал псих. Ни разу цель не поразил – и пляшет. Отчего? От радости, само собой. Сумасшедший, что возьмешь?

Шагнул Петр Леонидович в каморку, чтобы не смотреть на позорище. Не успел. Резвый псих Канарис подскочил, вцепился в рукав:

– Понял, старшой? Понял? Не попал, как ни старался. Ни разу! Отпустила Она меня, пожалела. «И, если надо, жизнь отдаст, как отдал капитан Гастелло!..» Я свободен, свободен, свободен!..

Не стал отвечать Кондратьев, кивнул только. Отпустила – и ладно. Гуляй, Канарис, свети медалями! Но псих не спешил разжимать пальцы, закоченевшие на чужом рукаве. Глянул прямо в лицо, стер с губ идиотскую улыбку.