Чарли поднесла розы прямо к носу матери. Их запах принес Чарли воспоминания о детстве, когда приемный отец подрезал розовые кусты в саду. Потом вспомнилась отцовская оранжерея: отец срывает спелый помидор и дает ей. Она впивается в него зубами, и сок бьет струей по отцовской рубашке, зерна падают на ее платье, и оба они хохочут.
Отец умер от рака, когда ей было семь лет. Лучше всего Чарли помнила его глаза, большие прозрачные глаза, всегда смотревшие на нее так ласково, глаза, которым она полностью доверяла. Когда он лежал при смерти, они одни оставались живыми во всем его высохшем до костей теле, а теперь вот смотрели из рамки около кровати.
Казалось, тоска так и сочилась из этой хрупкой женщины, много лет трудившейся изо всех сил, присматривая за Чарли, чтобы за все свои усилия получить в награду паралич. Накопленные деньги ушли на лечение отца, и после его смерти они переехали из собственного дома на квартиру. Чарли теперь ложилась спать под стрекот швейной машинки в гостиной: мать зарабатывала на жизнь, делая на дому мягкие игрушки для компании «Уотлтхэм-стоу». А по праздникам мать получала кое-что дополнительно, упаковывая для той же самой компании банты для волос в пластиковые мешки. Дважды в неделю к ним заезжал белый фургончик, привозивший работу и забиравший сделанное. По расписанию фургончика двигалась и их жизнь.
После того как мать взяли в эту частную лечебницу, Чарли поехала убрать квартиру в Стритхэме. Под шум уличного движения и вопли ребенка с верхнего этажа она рылась в ящиках комода, вытаскивая то колготки, слегка пахнувшие духами, то жестяную коробку из-под сигарет «Дю Маурьер», полную шпилек, то какой-нибудь коричневый пакет, набитый давней любовной перепиской ее приемных родителей. Она искала хотя бы газетную вырезку с извещением о смерти… Но не нашла ничего.
Темно-красные и белые лепестки роз, которые Чарли поставила в вазу, напоминали атлас.
– Они прекрасны, мама, ведь правда? – Дочь крепко стиснула слабую, костлявую руку матери, пытаясь отыскать в ней хоть немного теплоты.
Чарли захотелось опять, как когда-то, уютно устроиться на этих руках. Жизнь выглядит унылой, ограниченной и бесцельной, когда можно уложить все имущество одного человека в чемодан, сундучок или ящик. Кажется, что туда можно без труда упаковать и целую жизнь. Жизнь, которая когда-то была, как и ее собственная, полна надежд и бесчисленных возможностей, о чем, наверное, говорилось в тех любовных письмах… И все это кануло в никуда. Чарли заморгала, стряхивая накопившиеся слезы.