«Если, конечно, воротимся, — только и подумал механик-оптимист, — если тут ежедневно так развлекаются, то это задание, — билет в один конец. Наша служба и опасна и трудна. Эх, жаль, что самолетов-невидимок, да парашютов еще не придумали. Легче было бы проникнуть в тыл к врагу».
Скоро стихли дикие крики над Днепром, то последняя ладья вышла из-под обстрела азиатов. Никто из участников неожиданной схватки не захотел продолжить битву. Не повернул своих ладей посланник неизвестного царства, чтоб черниговцев наказать. И Путята не стал догонять караван заморский сызнова, чтоб отыграться за убиенных ратников. Военное дело серьезное, надо помирать — помирай. Ничего не поделаешь. Да только разведчикам-диверсантам, а именно так и называл про себя Забубенный отряд черниговского воеводы, биться следовало только в крайнем случае. Иначе можно всех людей растерять, а задания княжеского не выполнить. Видать про то и размышлял воевода, когда приказал дальше свершать путь.
Так и шли черниговские ладьи до самой темноты, пока не настало время вставать на ночлег. А место определилось скоро, на излучине реки с правого берега. Было то напротив третьего днепровского притока, что прозывался Ворсклой, как выспросил любознательный механик у Данилы.
Как стали на ночлег определяться, посчитали потери. В той стычке с азиатами почитай треть народу черниговского полегло. Особенно на двух последних ладьях. Та, что в самом конце каравана обреталась, вообще непонятно, как добралась до ночлега. Из пятнадцати душ в живых осталось только пятеро. Все остальные почивали теперь вечным сном под мокрым саваном днепровских вод. Пригорюнился воевода. Позвал к себе Еремея с Кузьмой на совет. Остальным спать велел, сил набираться. Забубенный, хоть и гребли в этот день немного, устал как собака. Перекусил, чем дали, и уснул крепким сном.
Наутро обнаружилась новая диспозиция. Велел Путята всем, кто в живых на ладье задней остался перейти в ладью, которой Кузьма распоряжался. Да оружья с собой перенести кто сколько сможет. Лошадей азиаты много побили своими стрелами. Если бы не смерть воинов, то часть из оставшихся в живых стала бы пешими, затруднив передвижение посуху. Но, к несчастью, и ратников погибло немало, а потому живые все при конях пока оставались.
Ладью четвертую, что теперь пустой выходила, повелел воевода сжечь, чтоб кому не попадя не досталась. А дальше идти на трех ладьях. До границы русских земель с половецкими оставалось уже не более дня пути. Тут уже всяких людей можно было повстречать, окромя половцев. Ходили по Днепру разные караваны, многие товары на себе везли. А с ними плавали не только достойные мужи, но и всякий сброд, бывало. Разбойники, опять же, любили пограничные земли, где не понять, чья власть. Ни тебе паспортов, ни тебе виз. А по берегам, не только половцы кочевали, но и разный неизвестный люд, как поведал Данила любознательному механику. Потому следовало идти скопом и держаться друг дружки, так надежнее выходило и безопаснее.