Он не так-то прост, мой неизвестный соперник. Каждый мой удар он хладнокровно парирует, и вскоре я от нападения вынужден перейти к обороне. Рыцарь в мантии давно исчезнувшего ордена уверенно теснит меня. Все мои попытки пробить его защиту оканчиваются ничем. Ему словно заранее известны все мои уловки, все приемы, как разрешенные, так и запрещенные кодексом сражений. Я понимаю, что еще немного, и этот человек победит меня. Наверное, мне не стоило говорить так себе, потому что поражение настигает тебя тогда, когда ты начинаешь верить в него. Изумительным обманным ударом противник выбивает у меня из руки меч. Из земли, шипя, как змеи, выползают корни растений и обвиваются вокруг моих ног. Не удержавшись, я падаю навзничь. Это конец… Рыцарь подходит ближе и заносит надо мной меч. Собрав все силы, я шепчу:
– Лицо! Покажи мне свое лицо!
Поколебавшись, он сдергивает с головы шлем и…
– Месье Лефер! Месье Лефер, проснитесь!
Надо мной склонилось встревоженное лицо Франсуазы. Нет больше турнира, нет рыцаря, нет меча, восхитительно тяжелившего руку. Это может показаться странным, но я словно до сих пор чувствую в руке его прикосновение.
– Что тебе? – хрипло спрашиваю я у Франсуазы.
– Ну как же, месье! – обиженно отвечает она. – Вы не откликались, и я подумала…
Ясно как день, что именно она подумала. Разумеется, я должен быть благодарен девушке за ее заботу, но я чувствую лишь глухое раздражение оттого, что мой сон прервали на самом интересном месте. Ведь я так и не успел узнать, кем же был мой противник.
– Спасибо, Франсуаза, – довольно кисло говорю я. Служанка робко улыбается. – Что слышно в замке? Привидения больше не объявлялись?
– Нет, месье.
– И прекрасно. Надеюсь, прошлой ночью никто не умер?
– Нет, месье, что вы! – В голосе девушки звенит непритворный испуг.
Я думаю, что бы еще такое спросить у Франсуазы.
– Мадемуазель Бертоле уже встала?
– Да, месье Лефер, она внизу.
Я отсылаю девушку за горячей водой, встаю с постели, накидываю халат и принимаюсь за бритье, одновременно пытаясь вспомнить тот роскошный удар, которым мой противник во сне выбил у меня оружие. Почудилось ли мне или этот прием и впрямь был лучшим из всех, что я когда-либо знал? До чего же причудлив наш мозг – он бодрствует даже тогда, когда мы отдыхаем. И хотя я давно уже проснулся, я готов был отдать все, что угодно, за то, чтобы только еще раз увидеть воочию тот несравненный, неотразимый удар.
Франсуаза принесла воду, я закончил бритье, умылся, переоделся и сошел вниз. В круглой гостиной Матильда разговаривала с доктором и Ланглуа. Под глазами у молодой женщины были круги, и во внезапном порыве жалости я подумал, что она, наверное, не спала всю ночь.