Кестер засмеялся:
— Да этого он и сам не знает. Скорей всего, весна у него в крови бродит. Тогда ему обычно нужно что-нибудь новенькое.
— Возможно, — сказал я. — Давай я тебе помогу.
Мы возились, пока не стемнело.
— Ну, хватит, — сказал Кестер.
Мы умылись.
— А знаешь, что у меня здесь? — спросил Отто, похлопывая по бумажнику.
— Ну?
— Два билета на бокс. Не пойдешь ли ты со мной?
Я колебался. Он удивленно посмотрел на меня:
— Стиллинг дерется с Уокером. Будет хороший бой.
— Возьми с собой Готтфрида, — предложил я, и сам себе показался смешным оттого, что отказываюсь. Но мне не хотелось идти, хотя я и не знал, почему.
— У тебя на вечер что-нибудь намечено? — спросил он,
— Нет.
Он поглядел на меня.
— Пойду домой, — сказал я. — Буду писать письма и тому подобное. Нужно же когда-нибудь и этим заняться.
— Ты заболел? — спросил он озабоченно.
— Да что ты, ничуть. Вероятно, и у меня весна в крови бродит.
— Ну ладно, как хочешь.
Я побрел домой. Но, сидя в своей комнате, по-прежнему не знал, чем же заняться. Нерешительно походил взад и вперед. Теперь я уже не понимал, почему меня, собственно, потянуло домой. Наконец вышел в коридор, чтобы навестить Георга, и столкнулся с фрау Залевски.
— Вот как, — изумленно спросила она, — вы здесь?
— Не решаюсь опровергать, — ответил я несколько раздраженно. Она покачала головой в седых буклях:
— Не гуляете? Воистину, чудеса.
У Георга я пробыл недолго. Через четверть часа вернулся к себе. Подумал — не выпить ли? Но не хотелось. Сел к окну и стал смотреть на улицу.
Сумерки раскинулись над кладбищем крыльями летучей мыши. Небо за домом профсоюзов было золеным, как неспелое яблоко. Зажглись фонари, но темнота еще не наступила, и казалось, что они зябнут. Порылся в книгах, потом достал записку с номером телефона. В конце концов, почему бы не позвонить? Ведь я почти обещал. Впрочем, может быть, ее сейчас и дома нет.
Я вышел в прихожую к телефону, снял трубку и назвал номер. Пока ждал ответа, почувствовал, как из черного отверстия трубки подымается мягкой волной легкое нетерпение. Девушка была дома. И когда ее низкий, хрипловатый голос словно из другого мира донесся сюда, в прихожую фрау Залевски, и зазвучал вдруг под головами диких кабанов, в запахе жира и звяканье посуды, — зазвучал тихо и медленно, так, будто она думала над каждым словом, меня внезапно покинуло чувство неудовлетворенности. Вместо того чтобы только справиться о том, как она доехала, я договорился о встрече на послезавтра и лишь тогда повесил трубку. И сразу ощутил, что всё вокруг уже не кажется мне таким бессмысленным. „С ума сошел“, — подумал я и покачал головой. Потом опять снял трубку и позвонил Кестеру: