«Значит, вот почему он произнес те странные слова о сыне хозяев — что лохматый Митенька зря считает, будто революция — развлечение, — подумал Билли. — Ах, как права Амалия! Помнится, она как-то обмолвилась, что слова — великие предатели, они всегда говорят о человеке больше, чем он хочет сказать…»
— Вы были знакомы с Беренделли? — спросила Амалия.
— Да. Я был тогда помощником у врача, который лечил его душевнобольную мать, и он, конечно, запомнил меня. Вечером, как только вошел, маэстро окинул меня таким взглядом… Я сразу же понял, что он меня узнал. — Доктор поднял голову. — Но я не убивал его, мадам! Я не убийца, не для того я стал врачом!
Врет, помыслил Билли, покрепче сжимая рукоятку револьвера. Как пить дать, врет…
— Некоторые коммунары не слишком церемонились со своими противниками, — заметила Амалия. — Если Беренделли знал вас, то, может быть, вы и были тем убийцей, на которого он намекал перед смертью? Потому что, скажу вам откровенно, я не верю в хиромантию, астрологию и прочие псевдонауки. Маэстро Беренделли просто захотелось удивить присутствующих, и он бросил им намек на сенсационное разоблачение. Он знал, что один человек из сидевших за столом действительно является убийцей, но прочитал это не по ладони, о нет. Он просто знал. А кроме вас, ни с кем из присутствующих он прежде не встречался. И никто, кроме вас… — она покосилась на серьезное лицо Билли, который жадно внимал каждому ее слову, и осеклась.
Оловянные солдатики смотрели на доктора, как присяжные, уже приговорившие его к гильотине. Но де Молине только упрямо покачал головой.
— Я понимаю ход ваших мыслей, баронесса, и должен признать, что с точки зрения логики он безупречен. На моей стороне только правда, как бы она ни была неправдоподобна. Поверьте мне, она бывает и такой. А правда заключается в том, что, когда я оставил Беренделли в малой гостиной, он был жив, хотя и чувствовал себя не очень хорошо — очевидно, мышьяк уже начал действовать. И я не убивал его. Не пытался отравить, не пронзал кинжалом. Он поблагодарил меня и попросил уйти, и я ушел. Только и всего.
Амалия тяжело вздохнула.
— Хорошо, будь по-вашему, — внезапно произнесла молодая женщина. — Только скажите мне вот что. Мадемуазель Мезенцева вам нравится?
— Что? — Доктор ожидал чего угодно, только не такого вопроса.
— Она вам нравится? — повысила голос Амалия. — Вы находите ее красивой?
— Боже мой, мадам! — Доктор оторопел. — Нет, если вам угодно знать, я… Она довольно мила, но я не считаю ее красивой. У нее вполне обыкновенное лицо, хотя многие мужчины…