Евдокия Сергеевна сердито посмотрела на мужа. Ах, вот всегда Иван Андреевич такой, вечно о других печется, и эгоизму практического в нем нет никакого. Нет бы о себе в первую очередь думать, а остальных побоку… И вообще, слишком он порядочный, а люди таких не любят, в глаза хвалят, а за спиной обычно смеются. Женщина с треском сложила веер.
— А пока меня интересует, что скажет Павел Петрович, — проговорил Марсильяк, снова оборачиваясь к хозяину дома. — У вас есть объяснение тому, откуда у вас на руках взялись пятна пороха?
— Я не помню, — пробормотал хозяин дома. — Не помню!
— Ты же показывал вечером ружье Ивану Андреевичу, — несмело напомнила жена. — Может быть, тогда?
Но Павел Петрович упрямо мотнул головой.
— Нет. Мы смотрели ружье, что верно, то верно, но я его не заряжал. Да и к чему? Мы же не собирались на охоту, в конце концов!
Амалия колебалась. Если бы Верховский ухватился за предлог и стал горячо убеждать всех, что он заряжал ружье, дабы показать его начальнику, все — вину Павла Петровича можно было бы считать доказанной. Но он сказал чистую правду, хотя и знал, что она не сможет ему помочь. Но если Павел Петрович говорит правду, откуда же все-таки взялись пятна пороха?
— Воля ваша, но это просто глупость, — сказал внезапно барон Корф.
— Что именно? — живо обернулся к нему Марсильяк.
— Простите, но я не могу представить себе нашего почтенного хозяина в роли убийцы, — холодно промолвил Александр. — Уверен, он просто забыл, откуда взялись пятна.
Следователь пожал плечами.
— Есть много вещей, которые мы не в состоянии себе представить. Например, электричество. Ведь еще наши деды сочли бы его чем-то фантастическим.
— И тем не менее, — объявил Павел Петрович, почувствовавший поддержку, — я никого не убивал!
Марсильяк сел.
— Что ж, — спокойно проговорил он, — тогда вам остается только вспомнить, откуда могли взяться пятна на ваших руках. Вы заряжали сегодня ружье?
— Нет! — сердито ответил Верховский.
— Мой отец ничего такого не делал! — поддержал его Митенька. — Наша полиция просто возмутительна!
Мать посмотрела на него неодобрительно. Но юноша успел заметить только улыбку Амалии и отчего-то обиделся.
— Как все глупо получилось, — устало сказал Преображенский сидевшей рядом с ним Вареньке. — Хотел провести приятный вечер, а видите, чем он обернулся. Теперь вот застрелили Элен, меня обвинили в убийстве…
— Я ни мгновения не верила, что вы виновны! — воскликнула Варенька. И ее слова были чистой правдой.
— Почему? — с любопытством спросил Никита.
Мадемуазель Мезенцева подумала, что бы такое ответить, и ухватилась за фразу из модного романа популярной среди юных девиц мадам Вервен.