— Я вернусь. Вместе с Эйшей.
— Я это знаю. Но в любом случае я теряю. Вы ведь не планируете, взяв награду, продолжать работать у нас?
Валлерой не ответил. Полная пенсия и двенадцать акров земли — именно об этом он мечтал. И теперь это будет у него в молодом возрасте, когда он сможет всем этим насладиться. Не имеет значения, если он вообще не вернется… потому что если не достигнет успеха, награда ему не понадобится. У него нет причин продолжать жить… без Эйши.
— Послушайте, — сказал Хокинс. — Я понимаю, как вам страшно. Но саймы — всего лишь люди—мутанты. Если не смотреть на их руки, разницу вообще не заметишь, верно?
Валлерой с отсутствующим видом ответил на этот риторический вопрос:
— Конечно.
— Если бы у саймов не было инстинкта, требующего от них убийств, их вообще можно было не бояться.
— Конечно. Но все саймы подчинены своему циклу потребности. А когда они отбирают у джена селин, джен умирает. Никогда не слышал, чтобы кто—нибудь совершал такое самоубийство добровольно.
— Я тоже. Но проводники — совсем другое дело. Когда они берут у джена, джен остается в живых.
— Вы говорили мне об этом.
— Клид и есть проводник. Такие, как он, не убивают. Поэтому нет причин их бояться.
— А почему вы думаете, что я боюсь?
— Помню, что сам чувствовал, когда впервые встретился с Клидом. Он ничем не отличается от обычного сайма.
Валлерой рявкнул:
— Говорю вам, я не боюсь!
— Не нужно кричать. Ваш страх подобен яркому маяку. Он приведет сайма к нам.
— Дьявольщина!
— Вы ведь знаете, обмануть сайма невозможно. Ваши эмоции для него — открытая книга.
— Думаете, я этого не знаю?
— Отлично знаю, что знаете.
Валлерой шагнул к боссу.
— Давайте! Скажите это! «Любитель саймов»! Почему вы так боитесь сказать это мне в лицо? Все так меня называют за моей спиной. Думаете, я не знаю?
— Хью, что с вами? Вы отлично знаете, что будь в этих сплетнях хоть доля правды, вас давно осудили бы за подстрекательство к мятежу. И будь это правдой, вы не расхаживали бы так в грязи: вам нечего было бы бояться.
Рука Валлероя потянулась к усеянному звездами кресту, висевшему у него на шее под рубашкой. С тех пор как его повысили и усадили за письменный стол, он не носил крест. Если бы Хокинс о нем знал, если бы Хокинс знал, что это такое, ни один суд на территории дженов не оправдал бы его. Его рука дрожала. Он заставил себя убрать ее за спину и с плеском отошел.
Себе самому он может признаться. Он испуган. Но любой на его месте испугался бы. Он не уверен, что способен позволить сайму притронуться к себе. Он знал только, что вся его предыдущая жизнь вела к этому испытанию. А теперь он не уверен, что выдержит испытание. Однако придется это узнать.