— Вряд ли. Расширяющаяся Вселенная — молодая по самому своему определению. Полагаю, аборигены ещё не достигли такого уровня, как мы в нашей старой, сжимающейся. Хотя фаллоусов тамошние обитатели, может быть, и превосходят в развитии.
Я продолжал засыпать Хаббла вопросами. Я заходил справа и бил его по корпусу, я заходил слева и наносил ему свинги в голову, я стремился достать его подбородок апперкотом, я потрясал его своими мощными прямыми в грудь и подлыми и коварными — поддых. Но он, хоть и по очкам, но выигрывал бой.
С распухшей головой, повисая на канатах, сплетённых из его предупредительности и доброжелательности, я смиренно произнёс наконец:
— Убедили. Но если в принципе есть действующий «тоннель», то выходит, что как мы сможем проникнуть к ним, так и они смогут проникнуть к нам. И что тогда — звёздные войны?
— А вот это уж, извините, хлебушек вашего Департамента, — парировал Хаббл. — Скажу лишь в утешение, что «тоннель» этот не надо ассоциировать с Ла-Маншским. Его эксплуатация должна быть не столь проста, а пропускная, так сказать, способность, энергетические траты… Но всё равно его существование создаёт нам массу проблем и прямую угрозу. Вы и сами понимаете, что игра идёт крупная. Как любят говорить космологи: «В этой великой игре мы одновременно игроки, карта и ставка».
«Ну, Шеф, ну, плагиатор!» — весело подумал я и с важным видом закончил цитату:
— «Никто не продолжит её, если мы уйдем из-за стола».
Мы с Хабблом посмотрели друг другу в глаза и расхохотались.
— Эдвин, — сказал я, впервые называя его по имени, — благодарю вас.
— Не стоит, — просто ответил он. — Зайдемте всё-таки на минутку ко мне в кабинет, я отмечу ваш пропуск.
Мы зашли в комнату 319, где на столе лежало несколько листов писчей бумаги, хорошо отточенные простые карандаши и ластик.
— Неужели с таким вот «реквизитом» вы решаете сложнейшие задачи? — удивился я.
— Да, реквизит предельно прост. Бумага, карандаш и ластик. — Хаббл протянул мне пропуск. — Вот, пожалуйста.
— Проще некуда, — заметил я. — Проще только у философов. Говорят, им даже ластики не нужны.
Хаббл хохотнул:
— Вообще смешно. И всё же философия имеет для нас исключительно большое значение.
Мы тепло расстались с ним, и я покинул Институт Метагалактики.