В первые секунды я принял комнату за лабораторию, упрямо попытавшись уверить себя в том, что тут, наверное, производят какие-то опыты или технологические операции, требующие высоких температур. Конечно же, я трусливо обманывал самого себя. Всё говорило за то, что передо мной нечто вроде крематория, где сжигают трупы умерших. Впечатление он производил тягостное и скорее напоминал преддверие ада, чем крематорий.
Меня всегда заносило не туда, куда нужно, но сейчас выбирать не приходилось. Если это действительно крематорий — ничего интересного здесь не узнаешь, но через него можно проникнуть в другие помещения базы, чтобы не тратить время, блуждая по каналам вентиляционной системы. Я ещё с минуту выжидал, прислушиваясь, а потом начал поворачивать первый из двух язычков запора, связанный с находившейся с обратной стороны люка рукояткой, собираясь открыть крышку и затем спрыгнуть вниз, как вдруг дверь растворилась и в помещение вошёл… Индюк!
Я чуть не вывалился из воздуховода на бетонный пол. Минута ожидания, этот «отсчёт до десяти», которые я, зная свою порывистость, всегда заставлял себя производить в подобных ситуациях, возможно, и спасли мне жизнь.
Индюк, худоватый, бодренький и шустрый, со сладеньким выражением на бородавчатом лице, был не в скафандре и не в комбинезоне, а в дешёвеньком, припудренном перхотью тёмно-синем костюмчике и лёгких, в дырочках, плохо начищенных коричневых полуботинках.
Попыхивая вонючей сигареткой, он с полминуты постоял, потом взглянул на часы и в нетерпении снова направился к двери, но тут она распахнулась, и двое дёртиков ввели связанного по рукам и ногам… Чмыря! Я ничего не понимал. Час от часу не легче. Чмырь неловко, короткими, из-за мешавших ему вязок, шажками подошёл, подталкиваемый молодцами, к одной из тележек и встал неподвижно.
Его, наверное, сильно и долго били недавно. Лицо Чмыря, с заплывшим правым глазом и окровавленными, распухшими губами, лишилось уверенности, надменности и спеси, которые оно излучало на плацу тренировочного городка в день моего «убийства».
В бункер вошли ещё двое дёртиков и встали, не проходя вглубь, недалеко от двери, дымя сигаретами.
— Ну, мистер Чмырь, — обращаясь к нему, издевательски произнёс Индюк, — не хотите ли прокатиться с горки на санках?
Все негромко рассмеялись, но бедный Чмырь молчал.
Я подумал про себя «бедный», ничуть не лицемеря. Я не испытывал к нему ненависти, хотя должен был испытывать, да ещё какую, и не только из-за того, что он сделал, собирался сделать тогда на плацу.
— Ну что же, господа? Начнём, пожалуй, — Индюк бросил окурок на пол.